Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути

Одним из важнейших свойств людей является привычка. Не та привычка, что «замена счастия», а свойство привыкать к чему или кому либо. Целые страны, народы привыкали к какому-нибудь культу, например Сталина, Мао, Тито, Франко… КПСС. Но разве такая привычка возможна только в глобальных масштабах? Точно так же всегда существовали более локальные культы на уровне каких-нибудь губернаторов, бар-помещиков, владельцев фабрик и заводов, в советские времена, секретарей обкомов и райкомов, председателей колхозов… На дивизионе уже десять лет царил культ Ратникова, вернее Ратниковых, и офицеры со своими семьями волей-неволей с ним мирились. Культ был, но далеко не такой уж зверский, как о нем распускали слухи. На подобных точках случались и похлеще, когда, например, всех терроризировал командир пьяница и дебошир, или всех «доставала» командирша-дурища. Нередко имел место культ командиров-воров, сколачивающих себе за годы командования немалые деньги. Случались и командиры-ходоки, любители приударить за женами своих подчиненных, используя свое служебное положение.

В данном, конкретном случае имел место семейный культ, к тому же далеко не самой плохой семьи. Жить под таким «гнетом» было не так уж тяжко, и в конце концов все население «точки» приспосабливалось и к Ратникову, и к Анне. Так же приспособились и холостяки. На них даже распространялась особая «милость» командирши — она никогда не отказывала продавать им товары в кредит, если они оказывались «на мели», в отличие от, в чем либо перед ней провинившихся, офицерш. Правда иногда и холостякам перепадало от тяжелой «командорской длани», и они могли полностью прочувствовать кто на «точке» хозяин… и хозяйка. Так командир если попасть ему под горячую руку в недобрый час, мог со зла законопатить молодого офицера во внеочередное дежурство по дивизиону, или не отпустить с «точки» в выходной день. Со стороны командирши тоже время от времени холостяки чувствовали отношение типа барыни к своим слугам.

Малышева, особенно на первом году его службы, очень нервировали поручения, что давала ему командирша, когда он назначался старшим школьной машины. Обычно эти поручения давались в следующей последовательности: Ратникова останавливалась за несколько метров от машины, и жестами «подзывала к себе» старшего. У Николая это вызывало немой протест и возмущения, когда он был вынужден вылезать из машины, с готовностью подходить к командирше и почтительно изрекать:

— Слушаю вас Анна Демьяновна…

А командирша очень любила эту процедура и довольно часто поручала старшему машины, либо чего-нибудь купить в поселке, либо отправить телеграмму, либо еще что-то. Потом, отвезя школьников и вернувшись из поселка, Малышев не раз жаловался Гусятникову, именуя командиршу не иначе как в конец оборзевшей бабой, разыгрывающей из себя королеву местного масштаба. На что поживший больше его на точке Гусятников резонно замечал:

— Думаешь, что разыгрывает? А я вот уже так не думаю. В ней ведь и в самом деле есть что-то эдакое… Вот представь если бы командиром был Колодин, его бы жена смогла себя здесь так вести? Да ты бы сразу послал ее куда подальше. А тут, чуть не на полусогнутых к ней бежишь, что изволите…

— Кто бежит, я!? — возмущался Малышев.

— Да ладно, не кипятись, не ты первый, не ты последний, — урезонивал друга Владимир. — Этой, как ты выразился, оборзевшей бабе на «точке» никто перечить не посмеет. Мне кажется, её и сам Ратников побаивается. Говорят, они дома часто цапаются, но сор из избы никогда не выносят. Нет она… как бы тебе это… В общем, есть такая порода баб, которым всегда возникает желание услужить. Вот, она именно из той породы…

Да, холостяки тоже подчас были недовольны Ратнковыми. Но чтобы на их месте оказался кто-то другой, они себе такого и представить не могли, и не только они. К Ратниковым на дивизионе привыкли, неосознанно как бы уверовав, что они здесь были до них, останутся и после них. Потому нацеленность Харченко на должность командира и произвела на холостяков такое сильное негативное действие. Их крайне раздражала эта перспектива видеть почти своего ровесника, ничем их не превосходящего, скорее наоборот, на месте Ратникова, как и его сухопарую полулатышку полуфинку на месте Анны.