Дорога в никуда. Книга вторая

– Представьте себе, да, – Артюхов, настороженно оглянулся на дверь соседней квартиры, за которой послышался шорох и переступил порог. По всему сказывалась привычка многолетнего сокрытия своего истинного происхождения. – Не просто родственник, а самый настоящий правнук. А вы значит… Ну, в общем, про вас я все знаю. Как говориться, слухами земля полнится. Вот, значит, терпел терпел я, а сейчас думаю, если внучка станичного атамана, да еще к тому же и племянница сотника Решетникова, не боится себя назвать и предков не стыдится, так почему же мне… И так почти всю жизнь слова лишнего сболтнуть боюсь. Вот что, Ольга Ивановна, так вас кажется зовут… Я сейчас по делам приехал, мне в ваше совхозное правление надо, один вопрос с Танабаевым решить. Его трактористы видно спьяну под озимые с полгектара наших паров запахали и засеяли. А потом нам бы с вами поговорить, а? Я думаю, нам есть, что сказать друг другу…

Часа через три Артюхов уже сидел в квартире Ольги Ивановны за столом и пил чай с клубничным вареньем из последних подношений.

– Главным агрономом я пять лет назад стал, случайно, благодаря Землянскому. Наш директор умеет отличить толкового работника от пустомели. Когда он стал директором, я простым зоотехником состоял. Он меня приметил и говорит, поступай в институт на заочное. Я в отказ, дескать, какая учеба, семья на руках и четвертый десяток идет, да и не поступить мне, техникум то давно уже кончил, все позабыл, экзамены не сдам. Тогда он мне письмо рекомендательное в сельхозинститут написал, в Омск, который сам кончал. У него там приятели остались и в администрации, и среди преподавателей. Так вот в сорок лет я кое как институт-то закончил, а потом главным агрономом и стал, – не без гордости поведал Артюхов.

– И что, Землянский не интересовался вашим происхождением? – не могла не задать этого вопроса Ольга Ивановна.

– Нет. Да я и сам, как и не помнил, чья дочь моя мать. В графе социальное происхождение писал из крестьян. Мать моя в два года сиротой осталась. Ее отец, то есть мой дед в 19-м погиб, а прадеда в 20-м убили. Бабка из Александровки с мамой моей на руках убежала и под своей девичьей фамилией скиталась. Потом уже в одной кержацкой деревне за тамошнего мужика замуж вышла, все их законы и веру приняла. Ну, а кержаки ее не выдали. В тридцатых ту деревню дико раскулачивали и бабка уже со своей новой родней и оттуда бежали в обычную новосельскую деревню, там осели, и ей в третий раз веру менять пришлось, теперь уже на советскую. И мать моя тоже как положено пионеркой и комсомолкой была, и аккурат за три года до войны замуж вышла, а я в 39-м году родился. Поверите, отец мой только после моего рождения узнал, чьей снохой оказалась его теща, и чья внучка его жена. Но и он молчал, ни я, ни брат пока не выросли, ничего не знали. Воспитывались как положено, октябрятами, пионерами, комсомольцами и были уверены, что наши деды в гражданскую воевали в красных партизанах. А на поверку оказалось, что по линии отца мои предки вообще в гражданскую не воевали, сидели в своей деревне и землю пахали. А со стороны матери дед у Анненкова служил, а прадед поселковый атаман, вместе с вашим дядей коммунаров расстреливал, а потом возглавлял отряд белых партизан, или как тогда все говорили белоказачью банду.

– А вы знаете, как ваш дед погиб? – спросила Ольга Ивановна, пристально глядя на прихлебывающего чай Артюхова.

Тот в ответ взглянул на собеседницу и мрачно улыбнулся:

– Судя по вашему тону и глазам, и вы это знаете. Он погиб, спасая своего командира. А его командир был Иван Решетников, то есть батюшка ваш, верно?

– Верно, – вздохнула Ольга Ивановна и почему-то виновато опустила глаза.

– Это мне мать рассказала, когда я уже вырос. Как обухом по голове мне ударили все эти ее рассказы. Потом лет десять я в таком вот раздвоенном состоянии жил. Казалось весь насквозь советский, красный, а уж и какую-то червоточинку в себе чувствовал, фильмы, книжки, которым раньше безоговорочно верил, уже по иному воспринимал, истину меж строк пытался выяснить,– допив чай, Артюхов рассказывал историю своего «раздвоения» и как бы избавлялся от какого-то давно уже лежавшего на его душе груза.

– Да, представляю ваше состояние. Тем более сейчас, когда вы во главе огромного передового социалистического хозяйства, правая рука директора-орденоносца. Кстати, а вы сами разве не орденоносец?

– Хитрая вы Ольга Ивановна, – рассмеялся агроном. – Я уж настолько хорониться привык, что на людях о своей материнской родне стараюсь не вспоминать. А вот при вас решил, наоборот, о советских наградах умолчать, а вы не дали… Есть, конечно. В восемьдесят третьем план на сто десять процентов сделали. Ну, Землянскому, «Ленина» дали, а мне «Знак почета». А грамот всяких и благодарностей не счесть и областных, и республиканских, и союзных.

– Вы коммунист? – продолжала «допрос» Ольга Ивановна.