Дорога в никуда. Книга вторая

Потом Ольга Ивановна вспомнила о последнем письме того самого краеведа из Усть-Каменогорска, где он сообщал ей интересные факты, узнанные им при общении с московским писателем, вознамерившимся писать книгу о коммунарах. На то письмо надо было отвечать. Этим и решила она заняться. Отвечать лишь словами благодарности, или какой-либо другой формой вежливой отписки ей не хотелось. Ведь краевед, звали которого Виктор Киреевич Грязнов, очень ей помог, и без него вряд ли бы она «продвинулась» так далеко в деле поиска следов своих пропавших предков. Кое что о Грязнове Ольга Ивановна знала. Он был где-то чуть старше ее, в семейной жизни несчастлив. Женщины-сотрудницы музея втихаря ей поведали – оттого и пропадает целыми днями на работе потому, что дома его постоянно «достают» за маленькую зарплату жена и незамужняя почти тридцатилетняя дочь, грозят разменять квартиру и уйти от него. Ольга Ивановна также знала, что Виктор Киреевич окончил исторический факультет Усть-Каменогорского педа в пятидесятые годы, благо тогда еще не было такого сумасшедшего конкурса именно на этот факультет и можно было поступить без блата. В школе он преподавать по каким-то причинам не смог и более двадцати лет работал в музее. И еще, однажды в разговоре он поделился с Ольгой Ивановной кое чем сокровенным, о чем не мог сказать ни коллегам, ни домашним, никому более:

– Вот вы Ольга Ивановна следы своих дедов ищете… завидую я вам. Знаете почему? Потому что не боитесь. А я ведь тоже про своих родственников далеко не все знаю. Ну, конечно не про всех… в общем, про одного, вообще ничего, про деда по отцу. Представьте себе, и раньше боялся и сейчас побаиваюсь, и на работе не поймут, а дома еще пуще, заживо съедят. Будут пенять, что вместо того, чтобы где-нибудь подработать, он какого-то мифического деда искать взялся. А ведь я доподлинно знаю, что мой дед по отцу вовсе не отчим моего отца, кто таковым официально считается. Своего настоящего деда я даже не имени, ни фамилии не знаю. Бабка своих двух сыновей полностью на отчима переписала. Отец и дядя мой, конечно, помнили своего настоящего отца, но как и бабка они до самой смерти про то молчали. А вот причину, по которой молчали, я знаю, двоюродная сестра от отца своего, то есть дяди моего как-то узнала. Он, мой настоящий дед, участвовал в подавлении знаменитого восстания в Усть-Каменогорской тюрьме в июле 1919 года и даже получил за то какое-то отличие от отдельского атамана. Потом его мобилизовали, он ушел на фронт и уже не вернулся. Скорее всего погиб. Вот так, смотрю на вас, а самому стыдно, вроде на таком месте сижу, а до сих пор ничего не сделал, чтобы хоть что-то разузнать, хотя бы фамилию…

Когда Ольга Ивановна услышала от Грязнова его исповедь, ей показалось, что она когда-то, отдельные фрагменты этого повествования уже слышала. Но тогда, она конкретно так ничего и не вспомнила. Откуда в ее памяти возникла эта неясная ассоциация: что-то связанное с восстанием в Усть-Каменогорской тюрьме. Сейчас, думая об этом Ольга Ивановна сумела полностью «освободиться» от мучающих ее мыслей, навеянных разговором с Марией Николаевной, и опять же с усилием, до головной боли, заставляла себя вспоминать, воспроизводит фрагменты своего далекого детства, что она уже делала много раз и это «занятие» стало для нее привычным. И она действительно вспомнила, немного, но как ей показалось, то немногое, будет очень важно и желанно узнать и Грязнову, так много для нее сделавшему. Словно боясь, что эти хрупкие воспоминания ускользнут из ее памяти, Ольга Ивановна стала спешно писать письмо: