Дорога в никуда. Книга вторая

Многого достигли хамы-плебеи, выполняя программу начертанную хамами-интеллигентами, но вот с женственностью прокол вышел. Сохранилась проклятущая и передается как-то из поколение в поколение, ею веет от картин в галереях, со страниц книжных, иногда с театральных подмостков и киноэкранов. Кто бы мог подумать, что для ее искоренения мало замучить, запугать, закабалить на государственной барщине советских, в первую очередь русских женщин. Надо было и в театрах, и в кино только производственную тему разрешать, всех старых писателей запретить, оставить одних идеологически верных, все картины из галерей на корню за границу продать, оставить только о революционерах, сталеварах и колхозниках. А то ведь получается сплошная пропаганда мещанства, обывательщины, одним словом контры.

Да, не доглядели здесь хамы-плбеи, а особо их последыши. Слишком увлеклись производственной стороной своей деятельности: ядерным оружием, космосом, перекрытием рек, экспортом коммунизма за рубеж, а свой-то народ и проморгали. Так и не смогли полноценных трудармий создать. Были бы рядом хамы-интеллигенты, они бы наверняка увидели, подсказали. Но, увы, их под корень вычистили еще в 30-х, а что в результате? Вот, к примеру, смотрит какой-нибудь неустойчивый советский человек в «Третьяковке» на ту же «Незнакомку» Крамского и восхищается. И восхищается не столько талантом и мастерством художника, сколько самой моделью, ее красотой… женственностью. Но разве та «незнакомка» похожа на советскую девушку, комсомолку, спортсменку… от станка или с трактора, или на тех славных революционных дев в кожанках и с маузерами на тощих бедрах, что не задумываясь «пускали в расход контру»? Ну, никакого классового сознания, ведь она явная буржуйка, с детства сладко евшая и мягко спавшая (внешность сама за себя говорит). А одета как, какая на ней шубка, шапочка? Разве может быть такой рядовая трудармии, советская женщина? Ну, а если посмотреть на ту же картину без «идеологических очков». Наверное, глядя на эту красотку уверенно восседающую в пролетке… Именно уверенно, без страха быть как-то униженной, или остаться без колбасы или теплых сапог в зиму, уже второе столетие взирающая на зрителей, сама-собой возникает ассоциация – счастливая. Счастливая? Да, но наверное об этом позаботился ее отец, что ее кормил, одевал, учил и надо думать, делал все, чтобы она не занималась нелегким трудом. Или муж, который её всем обеспечил, то есть настоящий глава семьи, по всей видимости представитель тогдашнего среднего класса (чиновник, интеллигент, мелкий помещик, купец средней руки…). То есть она из того класса, который в СССР фактически почти не существовал, который всегда и везде являлся основным двигателем прогресса, создававший большую часть духовных ценностей, шедевров.

Без исключений ничего не бывает. Почти нет, не означает, что совсем нет. Имелись и в Союзе, где официально существовали три социальные общности: рабочий класс, колхозное крестьянство и трудовая интеллигенция, а на самом деле всего лишь две – властьимущая партийная номенклатура и малоимущая остальная масса, получающая гарантированную пайку… Тем не менее, имелась в Союзе и незначительная прослойка или отдельные индивидуумы, которые пытались жить по-мещански, и во главу угла ставили благополучие своих семей. Не всегда это у них получалось, не всегда они ладили с законом. Среди окружающей массы истинных гомо-советикус они смотрелись как некий анахронизм. Массовому сознанию было уже трудно переварить тот факт, что советский человек, может, например, не только о безопасности государства беспокоиться, но и о благополучии собственной семьи, здоровье и внешности своей жены и детей. Как это можно свои собственные интересы совмещать с государственными, да еще при этом использовать свое служебное положение!? А почему бы и нет? Ведь государство недодаёт, недоплачивает, то есть обманывает своих граждан. А если государство не обеспечивает благополучия большинства своих граждан и при этом ориентируется на идеи-химеры, проводит дорогостоящую внешнеполитическую экспансию, заигрывает с социально-близкими ему люмпен-пролетариатом и люмпен-интеллигенцией, а спокойные хозяйственные, работящие домовитые презрительно именуются мещанами и обывателями?…

15

Командир корпуса уезжал, не дождавшись обеда. Он испытывал определенный душевный дискомфорт. Нет, ему не было стыдно перед местными офицерами за легко доставшиеся «тяжелые» погоны и еще более «тяжелую» должность, за свою безоблачную, защищенную со всех сторон жизнь. Но что-то отдаленно похожее он все-таки испытывал. Пожимая на прощание руку Ратникову, он сказал: