Годы перемололи ее нетерпимость, к старости поневоле становишься миролюбивым. К тому же семья сына, несмотря ни на что, радовала Ефросинью Васильевну. Радовал сын, тем, что крепко «стоит на ногах», радовал молодецкой статью Игорь, даже Люда виделась бабке не болезненной худышкой, а милой, стройненькой беляночкой. Насчет внешности внучки она придерживалась иного мнения, нежели Анна. Ефросинья Васильевна сама никогда не отличалась полнотелостью и округлостью и потому не считала трагедией то, что у внучки в двенадцать лет отсутствуют зачатки женских форм. Она подметила то, чего не рассмотрела Анна: внучка пошла не в мать, а в нее, худощавую, угловатую, а ее пока еще хрупкие выпирающие ключицы обещали со временем превратиться в такие же как у Ефросиньи Васильевны крупные и крепкие кости. Видеть свое повторение в потомках всегда приятно, но Ефросинью Васильевну уже не раздражало, что во внуках явно прослеживаются и многие наследственные черты столь нелюбимой ею ранее снохи.
После отъезда гостей жизнь Ефросиньи Васильевны чем-то напоминала летаргический сон, сон воспоминаний о прошлом лете и грез о будущем, когда изба вновь наполнится шумом, голосами, возней, смехом, когда вновь надо будет не просто так, а для кого-то доить корову, готовить еду. В таком же «полусне» проживали остаток жизни многие обитатели деревень, в которых оставались в основном одни старухи. В Медвежье, еще в шестидесятые насчитывавшем более пятидесяти обитаемых дворов, в восьмидесятых осталось едва двадцать. Одна за другой заколачивались избы крест-накрест – деревня медленно, но неотвратимо умирала.
Мысли о матери, вновь спровоцировали позывы к затылочной боли. «Ладно, на сегодня пожалуй все, домой надо идти, полежать. Ох, и тяжкий получился день…»
Звонок телефона. Подполковник, болезненно поморщившись, с досадой берет трубку:
– Кто там еще!?
– Товарищ подполковник, вас начальник штаба полка, – отчетливо звучал в трубке голос дежурного телефониста.
– Федор Петрович, ты!? – тут же послышалась надтреснутая скороговорка полкового НШ. В голосе чувствовалась озабоченность.
– Слушаю Ратников!
– Здравствуй, срочное ЦУ, слушай внимательно, а лучше запиши.
Ратников машинально пододвинул к себе блокнот:
– Я вас слушаю.
– Сейчас из корпуса мой шеф звонил. У них там в Алма-Ате какая-то сильная заваруха. Комкор срочно свернул свой визит и уже к себе назад вылетел. Ты меня хорошо слышишь?
– Да, конечно. А что именно случилось-то?
– Точно сказать не могу, но вроде какие-то студенты-казахи в количестве нескольких тысяч бузу на площади Брежнева затеяли, демонстрацию с лозунгами.
– Какими лозунгами? – не смог сразу «врубиться» Ратников.
– Ну, ты что, Петрович, с луны свалился, не знаешь, что мы с тобой в чуркестане живем, и что они там кричать могут? У тебя, кстати, кто на коммутаторе сидит? – вдруг забеспокоился начальник штаба.
– Рядовой Линев.
– Это который ростом с колокольню?… Ну тогда не страшно… Линев ты слышишь? – тут же осведомился начальник штаба.
– Так точно. Мне по обязанностям положено прослушивать разговор, контролировать качество связи, – с обидой в голосе, видимо на «колокольню», отозвался с коммутатора Линев.
– Слушай, но о том, что сейчас услышишь пока не трепись. Понял!? – грозно предупредил начальник штаба.
– Так точно, – с готовностью отвечал связист, явно польщенный тем, что ему доверяют какую-то важную тайну.
– Так вот, Петрович, лозунг у них у все один: «Русские убирайтесь в Россию». Были столкновения с войсками и милицией, имеются жертвы.
– Но почему, с чего это… вроде бы никаких предпосылок…
Ратников был просто ошарашен известием, он отказывался верить начальнику штаба. Этот подполковник пришел в полк откуда-то из Узбекистана и, похоже, еще не осознал, что казахи и среднеазиатские нации далеко не одно и то же. Если среди узбеков, туркмен и таджиков действительно в ходу лозунг «Русские убирайтесь в свою Россию», то в Казахстане за исключением крайнего юга русские и казахи сосуществовали относительно мирно, и таких слов из уст казахов услышать было невозможно.
– Как почему ты, что телевизор не смотришь, газет не читаешь?
– Да нет, в последнее время как-то не до того было, – несколько смутившись, признался Ратников.
– Так ведь пленум ЦК Казахстана прошел. Кунаева от должности освободили. Такие вот пироги.
– И что, они из-за него что ли? – удивился Ратников.
– Да нет, кому он нужен, чтобы из-за него на демонстрации выходить. Дело в том, что на его место не казаха назначили, а русского, Колбина, бывшего первого секретаря Ульяновского обкома. Вот этого-то они и не смогли перенести, вышли с протестом. В связи с этим спущено устное распоряжение в войска округа, никого из этих «хозяев страна» сегодня и в ближайшие дни, до особого распоряжения, в караул не ставить, и вообще от оружия подальше держать. Понятно?
– Понятно… Но вы можете поточнее сказать, что же там все-таки случилось?