Дорога в один конец

Пулемет дергается у меня в руках, и немец перестает стонать. Спускаясь вниз по склону, я обнаружил еще парочку таких вот недобитков. Ну, один и без моей помощи подохнет благополучно: с такими ранами вообще долго не живут. А вот второй имел вполне реальные шансы дожить до сорок пятого года. Он мужик здоровый, очень даже вероятно, что и дольше бы прожил. Даже и до пенсии.

Но не судьба – на его плечах виднелись офицерские погоны.

Так, стало быть, передо мной командир немцев?

Офицер был ранен дважды: в правое плечо и в правую же ногу. Выбитый из руки пистолет валялся в нескольких метрах от немца, и тот не предпринимал никаких попыток его достать – закопченный ствол пулемета недвусмысленно намекал на бесполезность такой затеи.

– Это ваши солдаты, обер-лейтенант?

– Мои, – хрипло отвечает немец. – А кто вы такой?

– Командир взвода разведки старшина Красовский. С кем имею честь разговаривать?

– Обер-лейтенант Ханс Штольц.

– Тот распятый солдат – ваша затея?

– Моя… А что?

– Да так. Хотелось посмотреть в глаза автору.

– Ну что, вы удовлетворили свое любопытство?

– Вполне, герр обер-лейтенант.

В глазах немца вспыхивают искорки удивления. Слишком нестандартно я себя веду. Манера обращения, принятая в вермахте, неплохой немецкий язык… что-то не стыкуется.

– Вы немец?

– Старший стрелок Макс Красовски, герр обер-лейтенант.

– И вы… вы воюете на стороне русских?!

– Я воюю на стороне своей страны, герр обер-лейтенант. Так ли уж важно, кто я по национальности: немец, русский или монгол? Какое это имеет значение? Это моя страна, а вы пришли ее уничтожить. На что вы рассчитывали?

Немец открывает рот и пытается найти какие-то слова. Он не дурак и в моих глазах уже прочитал свой приговор. Но жить-то хочется. Очень хочется.

Мало ли кто и что хочет? Тот солдат на кресте тоже не собирался помирать сегодня. Белкин, бежавший к нему на помощь, тоже хотел жить. Я не знаю, выживет ли Охримчук.

Длинная очередь вспарывает мундир на груди немца – ты-то до пенсии точно не доживешь!

* * *

Опускаю на землю пулемет и сажусь.

Охримчук уже пришел в себя и с интересом разглядывает меня:

– А ты, старшина, не хило прибарахлился.

Это точно. Через плечо свисает пулеметная лента, еще две я бросил в вещмешок. Покойному немецкому пулеметчику они явно ни к чему, а нам лишними не станут. Снимаю с пояса кобуру с трофейным пистолетом и протягиваю ее Охримчуку:

– Командир фрицевский кланяться приказал.

Боец понимающе кивает.

А вот теперь сидим и думаем, как нам быть дальше. Ясен пень, что вдвоем мы раненого через линию фронта, скорее всего, не перетащим. Но бросать его здесь – вообще не вариант. Ладно, придумаем что-нибудь.

Через полчаса мы уже укладывали его на импровизированные носилки. Туда же отправилась и моя винтовка. Оружие Охримчука осталось где-то там, на месте подрыва. Отчасти именно поэтому я и позаимствовал у покойного обер-лейтенанта пистолет. По себе знаю, насколько неуютно чувствовать себя безоружным, когда вокруг носятся толпы народа со всяким смертоубийственным железом. А спокойствие раненого – это залог его скорого выздоровления.

Топать нам еще верст пять, потом будем отсиживаться в лесочке и ждать. Чего ждать? А вот посмотрим.

Глава 16

– Присаживайтесь, лейтенант! – Майор Федоткин кивнул на стул.

В помещении кроме него и ротного находился еще один человек – и от его присутствия было как-то неуютно. Молчаливый капитан-особист пока еще не задал ни одного вопроса и даже почти не глядел на Малашенко. Так, бросил взгляд мельком – и все. Казалось, он всецело погружен в свои бумаги, которые были разложены перед ним на другом столе. Но лейтенанта не обманывала его кажущаяся невнимательность. Плавали – знаем, как когда-то говаривал Красовский. «Есть на свете два сказочных персонажа – Дед Мороз и невнимательный особист!» Эх, старшина, старшина! И где теперь лежат твои кости?

– Я прочел ваш рапорт. – Майор кивком указал на лежащий рядом лист бумаги. – Мы все его прочли. Разумеется, у всех возникло множество вопросов, которые требуют немедленного разрешения. Но не будем спешить. Давайте по порядку. Каково состояние роты, товарищ старший лейтенант?

Ротный поднялся со своего места:

– Из немецкого тыла вышло одиннадцать человек, во главе с лейтенантом Малашенко. Вынесли на руках четверых раненых, которые направлены в медсанбат. Итого – пятнадцать человек. Рота фактически уничтожена, в строю осталось одно отделение. Задание по уничтожению склада арттехвооружения противника не выполнено. Потери противника в результате действий роты, совместно с приданными силами, оцениваем ориентировочно до двух взводов пехоты только убитыми и более трех – ранеными. Подбито два танка, захвачено и выведено из строя одно зенитное орудие. Нанесен существенный ущерб складским постройкам…

– Ну да, – сжал губы Федоткин. – Еще и саперный взвод упомянуть позабыли – а оттуда всего один человек и уцелел. И десантников – они не вышли к указанному месту…

– Про десантников, товарищ майор, я вообще никаких сведений не имею. А уцелевший сапер вышел вместе с бойцами роты.