Дорога в один конец

Вадим обернулся на голос. Немец в проеме бокового люка махал ему рукой, а в другой руке держал банку, видимо, с консервами. Вадим заколебался – подойти, не подойти. Он не то чтобы жаден был на это угощение – кормили здесь прилично, но запрет на все и вся порождал желание нарушить эти бессмысленные, по его разумению, табу. Вот назло. Вот вы мне – нельзя, а я вам – назло. Втихаря. Как фига в кармане. Оглянувшись на всякий случай, подошел к немецкой бронемашине.

– Битте, камерад. – Немец протянул Вадиму открытую банку консервированных персиков. – Клаус, – направил палец себе в грудь.

– Данке. – Вадим с трудом вспоминал школьный немецкий. – Ихь – Вадим.

– О-о! Вадим! Гут. Битте, Вадим. Кушайт, Вадим. – Добродушное, в веснушках, лицо немца расплылось в улыбке. Он был рыжий и полный – типичный солдат вермахта из советских фильмов. Даже пилотка почти, как у нацистов, только небрежно брошенный под ноги «Калашников» с откидным прикладом портил портрет.

Они уминали персиковый компот с печеньем. Рыжий что-то говорил на своем языке, улыбаясь, а Вадим добродушно кивал головой, как будто понимал. Под конец немец протянул ему две пачки сигарет «Ювел»:

– Презент тебье. Унд шлафен. Спат. – Помахал рукой, зевнул и захлопнул бронированную дверь.

Вадим допил компот и швырнул банку в кусты. Хотелось прилечь куда-нибудь и забыться. Забыться от мыслей, что все, как-то, не так. И эти пограничные войска в красных погонах, и граница за границей в Берлине, и служба водителем на этом восьмиколесном гробу, и этот бессмысленный караул с автоматом без патронов – ну, все не так!

Как-то изначально все пошло не туда. Почему температура спала именно после присяги?! И дернул же его черт выпендриваться на гитаре. Когда привезли молодое пополнение в Руммельсбург – в автороту, как раз дежурным по гарнизону был командир взвода БТР старший лейтенант Дариенко. Вот и начал он выбирать себе пополнение. А сержанты-бэтэристы давай подсказывать. Вот и подсказали. Вытянули Вадима, как бессловесную скотинку из строя, и определили во взвод БТР. Играет на гитаре, поет – будет развлекать. Ночь не спал Вадим. Утром, даже не спросив разрешения у нового командира отделения младшего сержанта Бурина, пошел к замполиту с просьбой вернуть его обратно в автовзвод. Чуть ли не слезно просил.

«Комиссар» даром хлеб Родины не ел. Издалека зашел. И про «загнивающий капитализм», и про «передовые рубежи», и про бдительность во «враждебном окружении», и про необходимость знать, кто и чем дышит в осажденном вездесущими натовскими врагами отдельном гарнизоне «Руммельсбург», наконец-то, выдал. Что-то лепетал об оценках в аттестате рядового Бута, характеристиках. Даже то, что тот в школе «Комсомольский прожектор» выпускал, приплел.

А молодой солдат стоял и думал, что одним своим приходом сюда перешагнул точку возврата-невозврата. Ведь здесь, у этого гебиста, нет полутонов, а есть только черное или белое, только «да» или «нет». Вадим знал свой ответ, а значит и выбор свой. Стоял и ждал вопроса, страшась неизбежного своего ответа.

Но не дурак был старлей-замполит. Не задал прямой вопрос и не пообещал ничего, решив, наверное, что дозреет сопляк, сам придет и скажет нужное. И хорошо, что не задал, понимал Вадим. Ведь чтобы не сказать «да», необходимо было произнести «нет», а это, ох, как непросто, даже из-за элементарного страха за последствия. Два года же впереди! Целых два года!

Во время беседы в кабинет вошел командир роты. «Вот к кому надо было! К ротному», – с тоской подумал Вадим, чувствуя, что уже ничего изменить нельзя. И не его в том вина, думал с покорной обреченностью, что все так сложилось. Вадим нигде не принимал никаких решений, чтобы винить себя, и даже это его решение обратиться к замполиту, лишь сбросило шоры с глаз, намекая, что закономерность случайностей – есть судьба.

Выйдя из кабинета, Вадим понял, что сделал только что свой первый в жизни однозначно правильный выбор – не скурвился. И пускай не ставили его к стенке, не пытали, а лишь попытались купить, но для юной, неискушенной души Вадима такое решение было сродни подвигу. И хотелось рассказать друзьям об этом подвиге, но понял Вадим, что не одного его искушали и, наверняка, не выдержал кто-то. Поэтому – молчи. В этих умозаключениях грубела, взрослела его душа, и мужал он сам. Не хнычь и приспосабливайся. Не иди по головам, но определи цель на ближайший период. И Вадим определил: пройти доподготовку водителей БТР, чтобы была запись в военном билете. Это, знал, поможет с работой после армии. А «после армии» – это была его цель стратегическая. Военным Вадим Бут себя больше не видел ни при каких условиях.

Последнее письмо Люде из Союза он отправил в Бресте, когда грузились во франкфуртский поезд. А уже через день ушло Людмиле Красовской письмо с обратным адресом: «В/Ч Полевая почта 70803-Ж. Буту Вадиму Ивановичу».