Дорога в один конец

Мы прошли с ней всего пару кварталов и свернули за угол. И практически все атрибуты центра города тут же исчезли. Исчез асфальт, автомашины, автоматы газированной воды и прилавки с мороженым. Осталась улица, густо засаженная кленами, липами, каштанами, в тени которых прятались одноэтажные деревянные домики с железными, крашеными суриком крышами. Но больше всего было рябины.

– Вам туда, – махнула рукой Наташа, – а я побегу, – а то у меня обед закончился. Но обещаю как-нибудь вечером зайти узнать, как вы устроились.

– Правда, зайдешь?

– Правда, – мягко улыбнулась она – и, повернувшись, пошла обратно.

– Эй, а как его зовут, – крикнул я уже ей вслед.

– Его зовут дед Егор. Но все говорят проще – дед Кагор!

– Дед Кагор? – переспросил я, но она уже убежала.

ДЕД КАГОР.

За невысоким забором из старых трухлявых досок виднелся сад. Я прошел вдоль ограды, пока не наткнулся на калитку. Это была старая такая, серая, давно потерявшая цвет древней краски, щелявая калитка из двухдюймового бруса. Держалась она не на петлях, а на двух кусках старой толстой резины, вероятно отрезанных от автомобильной покрышки. А закрыта была очень просто – на ее крайний брусок и на столбик, поддерживающий начало забора, было накинуто кольцо из двужильной алюминиевой проволоки. Постояв в нерешительности с минуту, я все же скинул проволоку, толкнул калитку и, открыв ее, вошел.

Внутри царствовал старый, запущенный вишневый сад. Над морем вишен вздымалась вдали груша, а ближе ко мне виднелась корявая, с несколькими перевитыми стволами яблоня. Сад сильно зарос. Среди некошеной травы и многочисленного вишневого подроста вилась одна единственная тропинка. Дорожка, кстати говоря, была хорошо утоптана и местами подправлена половинками старых кирпичей. Медленно пошел я по ней. И с каждым новым шагом, все больше отходя от забора и оставшейся за ним улицы, у меня росло странное ощущение спокойствия. От стволов вишен веяло теплом и памятью детства. На них местами виднелись комочки вишневого клея. Мне даже захотелось сорвать один из них положить в рот, как делал это в детстве в саду у бабушки.

Через несколько десятков шагов, вишняк расступился, и неожиданно передо мной возникла небольшая беседка из такого же бруса, какой послужил для возведения забора. По столбикам вились плети дикого винограда, заплетая отсутствующую стену почти полностью. За густым пологом из больших зубчатых листьев скрывался стол, с мощными ножками, врытыми в землю и небольшая скамья. А за столом, на врытой в землю двумя могучими ножками скамейке, сидел дед.

Сидел он не один. По другую сторону стола, на табуретке разместился мужчина лет 40 – крепкий, черноволосый, среднего роста, с темными добрыми глазами, но какой-то неопрятный, помятый и не бритый. Позже оказалось, что зовут его Стасом. Жил он где-то рядом – на улице, с которой я зашел в сад. У него были вечные раздоры с женой, которая, вероятно, не очень одобряла его постоянные посиделки с дедом Кагором. Когда Стас был с ней в ссоре, а это происходило почти ежедневно, он называл ее «Оно». «Оно меня обидело – назвало алькаголиком». Любимое слово у него было «Понимаш!» Обычно Стас заканчивал им почти каждую свою фразу.

Дед Егор поднял на меня глаза. Как-то язык не поворачивается, назвать его дедом. Дедок, пожалуй, будет правильней. Такой вполне себе крепенький дедок, неопределенного возраста, с большими рабочими руками, одетый в клетчатую фланелевую рубаху и широкие мягкие штаны. Редкие, но жесткие, сильно седые волосы ершисто топорщились на его голове с небольшой лысиной на макушке. Был он выбрит, хоть и не чисто, а из-под кустистых широких, нетронутых сединой бровей внимательно глядели темные, наверное, черные, насмешливые глаза.

Дед сидел на грязно-синей грубо сколоченной, но незыблемо крепкой скамье и с наслаждением смолил здоровенную, вонючую самокрутку. На таком же крепком столе, сбитом из трех широких необструганных досок, прямо перед дедом стояла початая бутылка, на две трети заполненная знакомой прозрачной жидкостью. Еще стояли две тарелки. На одной лежало несколько ломтей заветренного хлеба, на другой – пара яиц, приличных размеров соленый огурец и пучок зеленого лука. Время было обеденное. Еще на столе лежал большой раскладной нож с коричневой истертой рукоятью.

– Здравствуйте, – промямлил я, неуклюже поклонившись.

– И тебе не хворать, – бодро ответил Кагор. – И кто ты такой будешь?

– Меня зовут Денис.

– И чего же тебе надобно, Денис, в моем саду?

– Сказали мне, что у вас комнату можно снять. Это правда?

– Если у тебя деньги есть – то правда.

– Мне говорили, что вы берете недорого.

Дед посмотрел на меня внимательно из-под зарослей бровей. Глаза, черные, яркие не по-стариковски, искрились насмешкой.

– А, недорого, – дед крякнул, взял недрогнувшей рукой уже налитую стопку, ловко влил ее содержимое себе в пищевод, сглотнул, облупил яичко, кинул его в рот и закончил – недорого это сколько?

– Не знаю, – честно ответил я. – Могу предложить пару тысяч.

– А жить-то сколько будешь? – пристально взглянул мне в глаза Кагор.

– Наверное, неделю. Может две.