— Удалось. Разведывательная рота двести восемьдесят шестой стрелковой дивизии. Командир — старший лейтенант Горячев, но, он сейчас здесь не присутствует. Командование осуществляет лейтенант Малашенко.
— Хорошо! А прочие нападающие — кто это?
— Миномётный взвод. Это русские парашютисты. Командир — лейтенант Григорьев. Саперный взвод — командир лейтенант Анисимов.
— Даже парашютисты? Однако! Какова общая численность нападавших?
— Около ста пятидесяти человек. Плюс-минус десять-пятнадцать солдат.
— Пусть будет плюс... Потери?
— Наши?
— Об этом потом! Противника!
— Не менее пятидесяти процентов от общей численности. И это только те, кого мы уже успели найти! Саперы погибли практически все. Парашютисты... мы их обложили в лесу, шли на звуки выстрелов из миномётов. Сначала всё пошло более-менее нормально, их отбросили от огневых и даже окружили. Потом они как-то ухитрились подорвать свои миномёты, при этом мы потеряли чуть менее десяти человек. Кольцо оказалось разорвано, парашютисты этим воспользовались — и вырвались. Правда, двенадцать человек русских так там и полегли. Среди прорвавшихся большое количество раненых, далеко они не уйдут, догоним.
— Так! А разведрота?
— Практически разгромлена. В лесу до сих пор подбирают тела погибших. По моим прикидкам, удалось уйти далеко не всем. Мы предположительно можем прикинуть их путь отхода, там уже всё приведено в боеготовность, ждём.
— Ну, что ж, Аксель! Свой Железный крест вы заработали честно! Кстати, кто перенаправил удар танков? Их командир сам сообразил?
— Никак нет, герр майор, это был мой приказ. Рисковать прорывом русских на территорию складов... это уж слишком!
— И правильно! Я отмечу это в рапорте!
Майор удовлетворённо потёр руки. Пока всё, абсолютно всё, складывалось именно так, как он и планировал. Эффективно устроенная засада — это, разумеется, одно... Но, нет большой чести и заслуг в том, что ты подловил на приманку глупого медведя. А вот загнать убегающего по лесу зверя, запереть его пулемётами на открытом месте, и красиво пленить остатки убегающих диверсантов — это уже совсем другие дела!
Да и кроме того... есть и иные соображения, о которых пока рано распространяться. Но — они имеют место быть и стоят, как бы и не поболее всех прочих!
Да, обер-лейтенант Генце свой Железный крест заслужил! Но, кто сказал, что это будет единственная награда за столь блестяще спланированную и проведённую операцию? Да, все, кого Хайнеманн привлёк к делу (даже и этот спесивый гауптман со складов), свою задачу выполнили. Кто лучше, а кто хуже — разговор ныне не об этом. Истинные масштабы произошедшего может представить только автор замысла! Ну, а вышестоящее руководство, в свою очередь, оценит уже в е с ь замысел! И это — далеко не один Железный крест! И — не только Железный крест...
А вот тут где-то и должно быть место сбора...
Пригнувшись к земле, забираюсь на пригорок и осматриваюсь. И где здесь у нас часовой? Должен же быть!
Есть такой — из-за пня выглядывает кончик винтовочного ствола.
Общий пароль (благодаря настойчивому напоминанию, таковой у нас теперь всегда присутствует), как раз для таких ситуаций и придуман. Ну, вот вернулся боец после некоторого отсутствия, текущего пароля не знает, да и не может, ввиду неосведомлённости. Это в своем тылу можно заранее часовому показаться, дабы никаких резких действий он не предпринял с перепугу. Встать спокойно (под прицелом, ага...) и разводящего подождать.
Так то — в тылу, если кто ещё не просёк.
В своём.
А во вражеском как быть?
Пошумишь тут в кустах — и схлопочешь пулю... Нет, не хочу.
Патроном постукиваю по стволу винтовки. Раз-два, раз-два, раз-два-три-четыре.
О!
Дёрнулся постовой, зашевелился ствол.
Раз-два-три.
Раз.
Раз-два.
Ответ правильный, теперь можно и башку высунуть, по крайней мере, стрелять сразу не станут.
— Товарищ старшина?!
— Я, Горбатов. Где все?
— По ложбинке пройдите, потом налево...
Когда из кустов появился старшина Красовский, Малашенко этому ничуть не удивился. Максим вообще обладал редкой способностью выходить сухим из воды и выбираться живым из всяких неприятных ситуаций.
Вот, значит, почему немецкая пушка стреляла по своим...
— Садись, старшина!
Присаживаюсь рядом с лейтенантом.
Да... прилетело нам основательно. Если это все, кто уцелел... то у меня просто слов никаких нет.
— "Флак-фирлинг" — твоя работа? — спрашивает лейтенант.
— Моя. К вам подойти я попросту не успевал уже.
— Отчего же так? Мы почти двое суток здесь сидели, ты же место сбора знал?
Вздохнув, подробно поясняю ему причины своей задержки. Не забываю и упомянуть о тех выводах, которые уже пришли ко мне в голову.
Сказать, что я лейтенанта огорчил — это ничего не сказать. Происшедшее с ним совсем другими словами надо описывать. Но, я не мастер художественных изысков. С Малашенко сейчас вообще можно писать картину — "Олицетворение вселенской скорби и горести". Во всяком случае, центральным персонажем в ней он точно выступать может.
— Ты уверен? — спрашивает меня комвзвода-один.
— Есть другие объяснения происходящих событий?