– Вот мое мнение насчет всего этого: если вы убеждены, что господь бог с вами, значит, так оно и есть. – Отпив по глоточку, они поставили свои чашечки на изящные блюдца. – Хорошее начало, мистер Пинкус! А теперь перейдем к тому, что нас больше всего тревожит, – к моему сыну. Согласны?
– Думаю, это было бы весьма разумно, – кивнул Арон, поглядывая на часы. – Сэм должен бы уже отбыть на совещание в связи с особо сложной тяжбой, которое наверняка продлится не один час. Но, как признали мы оба во время нашей беседы по телефону, в последние несколько месяцев его поведение частенько бывало непредсказуемым, и поэтому ему ничего не стоит в любой момент покинуть зал заседания и уехать домой…
– Или отправиться в музей, в кино или, да простит меня господь, в аэропорт, чтобы улететь бог знает куда, – перебила Элинор Дивероу. – Я достаточно хорошо осведомлена о неожиданных, необъяснимых выходках сына. Вернувшись две недели назад из церкви, я обнаружила на кухонном столе записку, в которой он сообщал, что уходит и позвонит мне чуть позже. И во время обеда Сэм действительно позвонил. Из Швейцарии.
– Наши впечатления совпадают до боли, поэтому не буду отнимать у вас время, пересказывая вам все случаи, которые наблюдали и я сам, и другие у меня в офисе.
– Моему сыну грозит потеря места, мистер Пинкус?
– Нет, миссис Дивероу. Во всяком случае, что касается меня, то я этого не хотел бы. Я слишком долго и тщательно искал себе преемника, чтобы так легко от него отказаться. Но было бы совсем нечестно с моей стороны уверять вас, что меня устраивает сложившийся к настоящему времени status quo[16]
. Совсем напротив: данная ситуация неблагоприятна и для Сэма, и для фирмы.– Я с вами полностью согласна. Но что можем мы сделать? И что я могу сделать?
– Рискуя посягнуть на частную жизнь Сэма, я все же, руководствуясь исключительно любовью к нему и стоящими передо мной профессиональными задачами, преследующими самые возвышенные цели, спрашиваю, не могли бы вы рассказать мне что-либо, что пролило бы свет на становящееся все более загадочным день ото дня поведение вашего сына? Уверяю вас, все останется в строжайшей тайне, как это принято во взаимоотношениях между клиентом и адвокатом, хотя я никогда не посмел бы претендовать на роль вашего поверенного.
– Милый мистер Пинкус, несколько лет назад мне и в голову не пришло бы просить вас выступить в этой роли. Но если бы у меня была надежда собрать достаточную для оплаты ваших услуг сумму, я бы не поскупилась на деньги из тех, что причитались моему мужу после его кончины.
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, Лансинг Дивероу помог многим своим коллегам открыть весьма прибыльные предприятия, оговорив для себя право на получение определенной, хотя и довольно скромной, доли дохода после возмещения первоначальных затрат. Когда он умер, лишь некоторые из них, самые порядочные, сочли нужным выполнять условия подобных соглашений.
– Простите, но о каких соглашениях идет речь? В устной или письменной форме?
– Лансинг не отличался особой аккуратностью при ведении дел. И все же с тех времен сохранились протоколы заседаний, записи бесед и прочее в том же духе.
– У вас есть их копии?
– Конечно. Правда, мне говорили, что они не представляют никакой ценности.
– И ваш сын того же мнения?
– Я никогда не показывала и не покажу ему этих бумаг. У него было довольно тяжелое во многих отношениях отрочество, что и повлияло, вероятно, на формирование его характера. Так зачем же вновь бередить старые раны?
– Когда-нибудь мы займемся этими «не представляющими никакой ценности» бумагами, миссис Дивероу, но сейчас давайте вернемся к тому, что больше всего интересует нас в данный момент. Не знаете ли вы, что произошло с вашим сыном в армии? Нет ли у вас каких-либо соображений на этот счет?
– Он проявил себя наилучшим образом, как говорят англичане. Служил в офицерском звании. И здесь, и за границей его использовали как юриста. Насколько мне известно, особенно Сэм отличился на Дальнем Востоке. К моменту, когда его демобилизовали, он, будучи помощником генерального инспектора, занимал майорскую должность. Большего и желать было нельзя.
– На Дальнем Востоке, говорите? – подхватил Арон, настраивая свою антенну на соответствующую волну. – А что он делал там?
– Это, конечно же, было связано с Китаем. Но нам едва ли что-либо удастся узнать о роли Сэма в тех событиях, поскольку о ней «умалчивают», как принято говорить, из политических соображений. Он вел переговоры в Пекине об освобождении некоего безумного американского генерала, ну, того, который отстрелил… интимные принадежности высокочтимой статуи в Запретном городе.[17]
– Вы упомянули о «безумном американском генерале». Уж не о Маккензи Хаукинзе ли идет речь?
– Кажется, его так зовут.
– Но это же самый психованный из всех психопатов, сумасброд-фанат, едва не ввергший нашу планету в третью мировую войну! И Сэм еще представлял его интересы?!
– Да. В Китае. И, по-видимому, весьма успешно.
Арон несколько раз глотнул, прежде чем обрел голос.