Дорога в Омаху

Сэм не верил своим глазам. Генерал Маккензи Лохинвар Хаукинз, он же – уопотами Повелитель Грома, не имел ничего общего ни с одной из прежних своих ипостасей, к которым они привыкли. Мак никак не походил на военного и еще того менее – на царственного величавого индейца. В его манерах появилась небрежность, а в облике – обыденность, что лишь придавало созданному им новому образу особую убедительность. Желтый берет только отчасти прикрывал коротко подстриженные, топорщащиеся волосы, под резко очерченным носом виднелась полоска тонких черных усиков, на розовой шелковой рубашке выделялся пурпурный галстук, вполне соответствовавший цветом своим плотно обтягивавшим ноги ярко-красным брюкам, отвороты которых ниспадали на пару белых туфель «гуччи». А в руке он держал чемодан – понятно, от Луиса Виттона.

– Мак, черт возьми, кого ты изображаешь на этот раз? – завопил Дивероу.

– А, вот и вы! – сказал Хаук, оставляя вопрос без ответа. – Я уже боялся, что так и уеду, не попрощавшись с вами. Я ведь очень спешу.

– Спешите? Но куда? – спросила Дженнифер.

– Мак, кто ты все же теперь?

– Макинтош Куортермейн, – проговорил Хаук с туповатым видом, – ветеран шотландского гренадерского полка. Это идея Джин-Джин.

– Что?!

– Я отправляюсь в Голливуд, – пробормотал Хаукинз, – в качестве продюсера и технического директора Гринберга.

– Гринберга? Вы снимаете с ним фильм?

– В мои функции входит присматривать за Мэнни, чтобы он не очень-то расточительствовал… Имеются и еще кое-какие задачи: в Голливуде черт знает что творится, сами понимаете. Он нуждается в новаторах с холодной, четко мыслящей головой… Какое дивное зрелище представляете вы собой, пара любящих сердец! Но, увы, я должен бежать. У меня назначена встреча с новым моим адъютантом… я хотел сказать, ассистентом… полковником Романом Забриски, бывшим советским киноактером, снимавшимся в военных фильмах. Он ждет меня в аэропорту. Наш самолет направляется на побережье.

– Это вы о Романе Зет? – изумилась Редуинг.

– А что случилось с Сайрусом? – поинтересовался Сэм.

– Он где-то на юге Франции, налаживает сигнальную систему в одном из шато Фрейзера, подвергнувшемуся недавно ограблению.

– Мне казалось, что он хотел вернуться в лабораторию.

– С его судимостью это не так-то просто… Правда, Куксон покупает химический завод… Я так рад, что вы, дорогие мои, пришли навестить меня, но, к сожалению, у меня нет ни минуты свободного времени. Целую вас! Если когда-нибудь надумаете попробовать свои силы в киноискусстве, вы знаете, где меня найти.

Пораженная услышанным, Редуинг позволила Хауку обнять себя.

– А ты, лейтенант, – продолжал Маккензи, опуская руки на плечи Дивероу, – лучшая юридическая башка на всей планете, если не считать, может быть, командира Пинкуса и вот этой маленькой леди.

– Мак! – закричал Сэм. – Разве ты не видишь? Мы начинаем новую жизнь, и в ней для Лос-Анджелеса не будет места.

– Неправда, сынок! Мы возродим прежние счастливые дни! – Хаук поднял свой чемодан от Луиса Виттона. – Чао, детки! – С этими словами, с трудом сдерживая слезы, он повернулся и зашагал торопливо по грунтовой дороге навстречу новым своим заботам.

– Я почему-то подумал, что однажды, где-нибудь в Бостоне, зазвонит телефон, и я услышу голос Макинтоша Куортермейна, – сказал Сэм Дивероу, обвивая рукой талию Дженнифер.

А фигура Хаука между тем становилась все меньше и меньше.

– Это было бы только естественно, милый мой, – ответила девушка. – Иного мы с тобой и не хотели.