Дорога в Омаху

— Говорю тебе, Винни, я был потрясен, — произнес тучный коротышка по кличке Лапа, трогая узел белого шелкового галстука, выделявшегося на фоне его черной рубашки. — Это не только противоестественно, как заметил ты, но и не по-человечески. В каком мире живут эти высоконравственные судьи? Может, в стерильном?..

— Ты не ответил на мой вопрос, — прервал его мягко Винсент, поднимая брови и переводя взгляд на своего второго гостя. — А ты что скажешь. Туша? Вы, ребята, не растрогались случаем до слез?

— Послушай, Вин, — запротестовал крупный мужчина с бочкообразной грудью, растопырив перед собой массивные руки, прикрывшие частично красный галстук поверх розовой рубашки, — мы классно потрудились. Работа была высший сорт, уж поверь мне! Эти чистюли сами напрашивались на это, верно? Мы даже задействовали мальчиков Хайми Голдфарба в Атланте: им ведь ничего не стоит собрать улики и против святого. Я прав или нет?

— Да, мальчики Хайми знают все ходы и выходы, что правда, то правда, — согласился директор ЦРУ, наливая себе очередной стакан кьянти[20]и извлекая из кармана рубашки сигару «Монте-Кристо». — Они справляются со своими обязанностями куда лучше, чем все фэбээровцы в Гувервилле[21]вместе взятые. Они накопали нам дерьма на сто тридцать семь конгрессменов и двадцать шесть сенаторов, что вкупе с вознаграждением в денежной форме и обеспечило мне поддержку со стороны этих прохвостов.

— Как ты сказал там, Винни, в денежной форме?.. — решил уточнить Лапа.

— Забудь об этом. Я просто не могу представить себе, чтобы все эти пятеро или шестеро свихнувшихся судей оказались чисты как стеклышко и что ни на одного из них нет компромата. Такого не бывает! — Манджекавалло поднялся из-за стола и, закурив сигару, принялся шагать взад и вперед вдоль стены, на которой висели вперемешку гравюры с изображением святых, пап римских и овощей, пока вдруг не остановился в облачке дыма, окутавшем его голову, словно нимб, и начавшем затем медленно опускаться. — Вернемся-ка на исходные позиции и взглянем реально на вещи.

— На какие, Винни?

— Не исключено, что эти пятеро или шестеро — всего-навсего либеральные клоуны, не способные мыслить практически. Что из того, что люди Голдфарба не сумели ничего накопать против них? А как насчет этого большого черного кота? Вдруг у него были грешки в детстве или в юности! Кто-нибудь подумал об этом? Или никто из вас не заглядывал столь далеко в его прошлое? Если это так, то вы допустили серьезный промах!

— Он был прислужником в церкви, псаломщиком, хористом, Вин. Ну, сущий праведник, просто ангел во плоти, и к тому же он очень-преочень умный.

— А как насчет женщины-судьи? Она ведь большая шишка, верно? А это значит, что ее мужу пришлось заткнуться и сделать вид, будто он в восторге от того, что его жена занимает такой важный пост. Но на самом деле это не может ему нравиться: он же мужчина. Представьте, что она перестала готовить еду, и он бесится из-за этого, однако выказать своего возмущения не смеет: обычно люди предпочитают помалкивать в подобных случаях.

— Там тоже не подступишься, Вин, — печально покачал головой Туша. — Он каждый день присылает ей в офис цветы и твердит всем и каждому, как он ею гордится. И это понятно: он — известный адвокат и не захочет нажить себе врага в суде, особенно в лице собственной жены.

— Ну и дерьмо же он!.. Послушай, а этот ирландский святоша? Что, если он напивается втихую после их грандиозных представлений? Что скажешь? Неплохо бы сыграть на этом: соорудить небольшое досье, совершенно секретное, — мол, вопросы национальной безопасности и все такое. Покупаем полдюжины свидетелей, которые утверждают, что видели его горяченьким и пузырившимся пивом после того, как он покинул свой офис. Это сработало бы. Кроме того, почему бы не приписать ему пару девочек? Это же так естественно?

— Дохлый номер. Вин! — возразил Туша, вздыхая и снова качая головой. — Ирландский парень такой чистоплюй, что простыни под ним скрипят от крахмала. Всем известно, что он никогда в жизни не выпивал больше одного бокала белого вина. Что же касается девочек, то и там тоже глухо.

— А вдруг все-таки удастся что-нибудь найти?

— Зря стараешься. Вин: он идеалист, какими бывают только в возрасте бойскаутов.

— Вот прохвост!.. Раз так, не будем трогать этих двоих англосаксов, тем более что наши люди умеют совершать славные налеты на этих богатых ребят в лучшей части города. Не стоит зря обижать эту компанию, пусть себе развлекаются в загородных клубах. Мне это не нравится, но я готов смириться... Итак, переходим к нашему собственному олуху.

— Прескверный малый, Винни! — заявил сердито Лапа. — Он был очень груб со многими из наших ребят, будто вовсе и не знает, кто мы такие. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Так, может, дать ему понять, что мы-то уж, во всяком случае, знаем, кто он такой. Согласны?

— О'кей. Вин! Но как это сделать?