Дорога в рай

- Вот он! Нет, я пойду сама. Это будет быстрее. Я знаю, где его найти.

Она поспешно выбралась из машины и бросилась по лестнице к двери, держа в руке ключ. Затем она вставила ключ в замочную скважину и уже хотела повернуть его, но вдруг неожиданно остановилась. Задрав голову, она стояла совершенно неподвижно, будто оцепенев в разгар этой дикой спешки, когда ей оставалось только повернуть ключ и войти в дом. Она стояла и ждала - пять, шесть, семь, восемь, девять, десять секунд терпеливо ждала. Судя по ее позе - натянутому как струна телу и откинутой голове, - могло показаться, что она прислушивается, не повторится ли снова звук, который только что донесся до нее из глубины дома.

Да, теперь это было очевидно - она стоит и слушает. Об этом говорит вся ее поза - поза человека, целиком ушедшего в слух. Создавалось впечатление, что она тянется ухом все ближе и ближе к двери. И вот наконец ухо вплотную у двери. И в таком положении она остается еще какие-то секунды. Голова закинута, ухо прижато к двери, в руке стиснут ключ. Вот-вот она войдет в дом, но не входит, а вместо этого пытается слушать и понять, или так только кажется, - что за звуки, едва уловимые, доносятся откуда-то из глубины дома.

И вдруг неожиданно она вышла из своего оцепенения. Выдернув ключ из двери, она бегом сбежала по ступенькам.

- Уже слишком поздно! - на ходу крикнула она шоферу. - Я не могу больше ждать, просто не могу. Я опоздаю на самолет. Быстрее теперь, водитель, быстро в аэропорт!

Шофер, присмотрись он к ней повнимательней, заметил бы, что лицо ее сделалось совершенно белым, как маска, и выражение лица тоже вдруг изменилось. Оно уже не казалось таким бесхарактерным и глуповатым. Во всех чертах появилась удивительная жесткость. Маленький рот, обычно вялый, теперь был собран и крепко сжат, глаза блестели, и в голосе, когда она заговорила, звучали новые, властные нотки.

- Поторопитесь, водитель, побыстрее!

- Разве ваш муж не едет с вами? - спросил удивленный шофер.

- Разумеется, нет! Я только собиралась по пути завезти его в клуб. Но сейчас это уже не имеет значения. Он все поймет. Он возьмет такси. Поехали, шофер! Хватит сидеть и разговаривать! Я не могу опоздать на самолет в Париж!

Подгоняемый сидящей за его спиной миссис Фостер, шофер всю дорогу мчал, что было мочи, и она успела на самолет буквально за несколько минут до вылета. Вскоре она была уже высоко над Атлантикой. Удобно откинувшись в самолетном кресле, слушая жужжание моторов, она наконец летела в Париж. Новое, приподнятое настроение по-прежнему не покидало ее. Она чувствовала в себе какую-то удивительную силу, и, что было даже странно, не проходило ощущение чуда. Она еще не полностью пришла в себя от всего случившегося, главным образом от изумления перед тем, что она сделала, но по мере того как самолет все больше отдалялся от Нью-Йорка и Шестьдесят второй улицы, на нее постепенно снисходил величайший покой. К тому времени, когда самолет приземлился в Париже, она уже чувствовала себя, как ей того и хотелось, уверенной, спокойной и хладнокровной.

Она встретилась со своими внуками, и во плоти они оказались еще красивее, чем на фотографии. Они как ангелочки, говорила она себе, такие же красивые. Каждый день она водила их гулять, кормила пирожными, покупала им подарки и рассказывала чудесные сказки.

Раз в неделю, по вторникам, она писала письма мужу - милые, по-женски болтливые, полные сплетен и новостей, которые всякий раз она заканчивала словами: "Не забывай вовремя есть, дорогой, но боюсь, ты как раз этого не делаешь, когда меня нет рядом".

Пролетели шесть недель, и все загрустили оттого, что ей надо возвращаться в Америку, к мужу. Все, кроме нее. Удивительно, но, казалось, она удручена своим отъездом гораздо меньше, чем этого можно было ожидать. И когда на прощание она уже перецеловала всех родных, в ее поведении и сказанных словах промелькнул какой-то неясный намек на то, что она, может быть, сумеет вернуться в не столь отдаленном будущем.

Однако, как и подобает преданной жене, каковой она и была, она не превысила срока своего пребывания. Ровно через шесть недель после того, как она прилетела в Париж, она отправила телеграмму мужу и села на нью-йоркский самолет.

Приехав в Айделуайлд, миссис Фостер не без любопытства узнала, что ее никто не встречает. Возможно, что это даже показалось ей забавным. Это никак ее не расстроило - она была совершенно спокойной, и носильщику, который помог ей донести до такси багаж, не переплатила ни цента лишнего.

В Нью-Йорке было холоднее, чем в Париже, и в уличных канавах лежали кучи грязного снега.

Таксист затормозил перед домом на Шестьдесят второй улице, и миссис Фостер уговорила его отнести наверх два ее больших чемодана. Расплатившись с ним, она позвонила в дверь. Она стояла и ждала, но никто не появился. Чтобы окончательно удостовериться, она позвонила еще раз и услыхала, как резко звонит звонок далеко в буфетной, в задней части дома. Однако никто так и не вышел. Она достала ключ и открыла дверь.