Теперь мне все было совершенно ясно. Этот Ройден и вправду нахал, да еще и взялся проделывать самые гнусные психологические фокусы. Ему отлично известно, что в городе имеется целая группа богатых, ничем не занятых женщин, которые встают с постели в полдень и проводят остаток дня, пытаясь развеять тоску, - играют в бридж, канасту, ходят по магазинам, пока не наступит час пить коктейли. Больше всего они мечтают о каком-нибудь небольшом приключении, о чем-то необычном, и чем это обойдется им дороже, тем лучше. Понятно, новость о том, что можно развлечься таким вот образом, распространяется среди них подобно эпидемии. Я живо представил себе Гермиону Гэрдлстоун за карточным столиком, рассказывающую об этом какой-нибудь своей подруге: "... Но, дорогая моя, это просто потрясающе... Не могу тебе передать, как это интересно... гораздо интереснее, чем ходить к врачу..."
- Ты ведь никому не расскажешь, Лайонель? Ты же обещал.
- Ну конечно нет. Но теперь я должен идти. Глэдис, мне в самом деле уже пора.
- Не говори глупости. Я только начинаю хорошо проводить время. Хотя бы посиди со мной, пока я не допью бренди.
Я терпеливо сидел на диване, пока она без конца тянула свое бренди. Она по-прежнему поглядывала на меня своими погребенными глазками, притом как-то озорно и коварно, и у меня было сильное подозрение, что эта женщина вынашивает замысел очередного скандала. Глаза ее злодейски сверкали, в уголках рта затаилась усмешка, и я почувствовал - хотя, может, мне это только показалось, - опасность.
И тут неожиданно, так неожиданно, что я даже вздрогнул, она спросила:
- Лайонель, что это за слухи ходят о тебе и Жанет де Пеладжиа?
- Глэдис, прошу тебя...
- Лайонель, ты покраснел!
- Ерунда.
- Неужели старый холостяк наконец-то обратил на кого-то внимание?
- Глэдис, все это так глупо.
Я попытался было подняться, но она положила руку мне на колено и удержала меня.
- Разве ты не знаешь, Лайонель, что теперь у нас не должно быть секретов друг от друга?
- Жанет - прекрасная девушка.
- Едва ли можно назвать ее девушкой.
Глэдис помолчала, глядя в огромный бокал с бренди, который она сжимала в ладонях.
- Но я, разумеется, согласна с тобой, Лайонель - она во всех отношениях прекрасный человек. Разве что, - очень медленно проговорила она, - разве что иногда она говорит весьма странные вещи.
- Что еще за вещи?
- Ну, всякие... о разных людях. О тебе например.
- И что же она говорила обо мне?
- Да так, ничего особенного. Тебе это неинтересно.
- Что она говорила обо мне?
- Право же, это даже не стоит того, чтобы повторять. Просто мне это показалось довольно странным.
- Глэдис, что она говорила?
В ожидании ответа я чувствовал, как весь обливаюсь потом.
- Ну, как бы тебе сказать? Она, разумеется, просто шутила, и у меня и в мыслях не было рассказывать тебе об этом, но мне кажется, она действительно говорила, что все это ей немножечко надоело.
- Что именно?
- Кажется, речь шла о том, что она вынуждена обедать с тобой чуть ли не каждый день или что-то в этом роде.
- Она сказала, что ей это надоело?
- Да.
Глэдис Понсонби одним большим глотком осушила бокал и подалась вперед.
- Если уж тебе действительно интересно, то она сказала, что ей все это до чертиков надоело. И потом...
- Что она еще говорила?
- Послушай, Лайонель, да не волнуйся ты так. Я ведь для твоей же пользы тебе все это рассказываю.
- Тогда живо выкладывай все до конца.
- Вышло так, что сегодня днем мы играли с Жанет в канасту, и я спросила у нее, не пообедает ли она со мной завтра. Нет, она занята.
- Продолжай.
- Вообще-то она произнесла следующее: "Завтра я обедаю с этим старым занудой Лайонелем Лэмпсоном".
- Это Жанет так сказала?
- Да, Лайонель, дорогой.
- Что еще?
- По-моему, и этого довольно. Не думаю, что я должна пересказывать тебе и все остальное.
- Немедленно выкладывай все до конца!
- Лайонель, ну не кричи же так на меня. Конечно, я все тебе расскажу, если ты так настаиваешь. Если хочешь знать, я бы не считала себя настоящим другом, если бы этого не сделала. Тебе не кажется, что это знак истинной дружбы, когда два человека, вроде нас с тобой...
- Глэдис! Прошу тебя, да говори же!
- О господи, да дай же мне подумать! Значит, так... Если я правильно помню, на самом деле она сказала следующее...
Ноги Глэдис Понсонби едва касались пола, хотя она сидела прямо; она отвела от меня свой взгляд и уставилась в стену, а потом весьма умело заговорила не своим низким голосом, так хорошо мне знакомым: