Зато присутствие Сцеволы ощущалось все сильнее. Он словно отыгрывался за былые месяцы тишины, прицельно создавая вокруг Фабиолы плотную завесу угрозы. В засадах вокруг Лупанария теперь дежурило еще больше головорезов: постоянных клиентов они избивали, а простых прохожих на всякий случай запугивали. Нескольких слуг Фабиолы, посланных в лавку, поймали и убили, тем самым уменьшив число защитников. Купцам, снабжавшим Лупанарий продуктами, пригрозили так, что Фабиола вынуждена была платить втридорога, лишь бы не остаться без припасов. Деньги, полученные от Брута, таяли на глазах — приходилось содержать, помимо всего, еще четырех новых охранников, нанятых Бенигном. Фабиола рвалась увеличить стражу и больше, однако умелых бойцов привлекли на праздничные игры, и никого нанять не удалось. Девушка, правда, и сама не знала, горевать или радоваться: охранники стоили бы недешево, а Лупанарий даже при нынешних расходах протянет не больше года-двух, потом его придется продать. Ее это, правда, не сильно волновало: она всерьез сомневалась, что доживет.
Тягостные мысли не давали ей покоя по ночам. Антоний ведь не дурак: даже если он убьет ее руками Сцеволы, все догадаются, от кого исходил приказ. Весь Рим знает, что Сцевола работает на начальника конницы. И кровавая резня во время празднеств уж точно не возвысит Антония в глазах Цезаря. Значит, нападения нужно ждать после завершающего триумфа, и время пока есть. Фабиола заботилась уже не о себе: от нее зависели Бенигн, Веттий, девицы и стражники — невинные жертвы, которым из-за ее легкомыслия теперь грозили увечья, а то и смерть.
Ночь за ночью Фабиола металась в постели без сна. Что она может сделать? Уйти из Лупанария? Но куда? Здесь хотя бы есть крыша над головой, да и надежда выжить еще не иссякла: несмотря на опасность, девушке было жаль бросать налаженное дело и тех, кто на нее работал. Так, должно быть, мучится сомнениями полководец перед битвой: достаточно ли велика цель, чтобы жертвовать ради нее столькими жизнями? Фабиоле вспомнился Ромул. Окажись он на ее месте, неужели смог бы отступить? Или она просто пытается оправдать свое упрямство?..
В день последнего триумфа Цезаря посетителей в Лупанарии не было, несмотря на толпы желающих. Сцевола держал оборону жестче прежнего. Фабиолу одолевал страх: ожидание скоро закончится и исход известен одним богам. Если ее убьют при налете, придет конец всем тревогам, а заодно и мечтам отомстить Цезарю и повидать Ромула. Девушка почти не верила в удачу. С тех пор как Сцевола напал на нее в храме Орка, все ее молитвы к Юпитеру, Митре и владыке преисподней оставались без ответа.
Если же боги вдруг решат сохранить ей жизнь, цель останется прежней и она вновь попробует вернуть Брута. Если не удастся, что ж, она сама станет обслуживать избранных клиентов, используя все прежнее искусство, снискавшее ей некогда славу. Задача тяжкая и неблагодарная, однако Фабиола не собиралась отказываться от задуманного. Нагнетая в себе злость, девушка вспомнила о матери, изнасилованной нобилем, — и поразилась действенности средства: рука сама потянулась к кинжалу под подушкой, нестерпимо захотелось тут же всадить клинок Цезарю в грудь и объявить о его вине. Интересно, как бы Ромул отнесся к вести о том, что Цезарь их отец. Наверное, его ярость была бы еще сильнее… Если бы только брат вернулся! Все стало бы так легко! Может, он сам решил бы убить Цезаря!..
С этой радостной мыслью Фабиола наконец задремала, и счастливые мечты неуловимо перенесли ее в тот мир, где диктатор убит, Ромул вернулся — и Брут по-прежнему ее любит.
Таким спокойным сном она не спала уже несколько месяцев.
В приемном зале она появилась на следующий день к полудню.
— Хорошо спала? — осторожно осведомилась Йовина.
— Да, спасибо. Наконец-то Морфей надо мною смилостивился, — улыбнулась Фабиола, припомнив ночные видения. — Клиентов не было?
— Нет. И в ближайшее время не будет — лежат с тяжким похмельем. От щедрот Цезаря.
Девушка нахмурилась. Вся столица только и говорила об угощении, устроенном Цезарем в день последнего триумфа: двадцать две тысячи столов, ломящихся от еды и вина! Что ни день — слава Цезаря только росла. Он явно знал, чем снискать народную любовь.
— Не волнуйся, — зачастила Йовина, по-своему понявшая мрачность Фабиолы. — Он раздал солдатам столько денег, что они к нам повалят толпами. Шутка ли — столько лет на войне! Они, поди, сейчас не хуже Приапа, — хохотнула она, указывая на расписанную стену, где бог плодородия, как обычно, был изображен с огромным поднятым пенисом. — Даже эти головорезы, что со Сцеволой, их не остановят!
Фабиола невольно улыбнулась.
— Кто в охране?
— Веттий, с самого рассвета. Говорит, что все тихо. Наверное, эти бандиты тоже вчера праздновали, а кому охота драться на больную голову?
— Ну-у… — протянула Фабиола.
Если уж фугитиварий решит напасть, то за головорезами дело не станет, сколько бы дармового вина ни выставил Цезарь. Поджав губы, девушка поспешила на улицу — оценить обстановку.