Дорога в Рим

Галльской коннице тоже приходилось несладко: оттесненная нумидийцами, она из последних сил держалась у флангов, уже почти неспособная защитить крайние когорты Цезаря от вражеских всадников, осыпающих римлян градом копий. Еще немного — и нумидийская конница окружит все войско Цезаря, отрезав ему единственный путь к отступлению. Ромул живо припомнил Карры и то, что стало там с пехотинцами, однако рассказывать об этом Сабину и другим не было нужды: они не раз слыхали рассказы о Курионе — бывшем трибуне Цезаря, точно так же попавшем в окружение год назад. И более того, они видели, что происходит сейчас с ними самими.

Лица многих легионеров уже искажала паника.

Ромул и сам чувствовал, как страх подступает к сердцу все ближе.

Глава XVI Лабиен и Петрей

Цезарь прекрасно видел происходящее, и вскоре по всему войску уже сновали глашатаи с вестью о том, что всякий легионер, выступивший из когорты больше чем на четыре шага, будет казнен. Ромул вздохнул с облегчением. Цезарь даже прошел по рядам, лично ободряя легионеров, и, когда дрогнувший сигнифер одной из когорт повернул было прочь и попытался сбежать, схватил его и развернул лицом к нумидийцам со словами: «Приглядись, враг в той стороне!» Слышавшие это солдаты пристыженно рассмеялись; история вмиг облетела все войско, поднимая боевой дух.

Если приказ Цезаря убедил легионеров держать строй, то вражеская пехота и конница словам Цезаря не подчинялись: войско Помпея продолжало беспощадно атаковать римлян. Через час каждая когорта насчитывала десятки раненых, их стоны и крики никак не прибавляли мужества остальным воинам — и Ромул понял, что если ход битвы не переломить, то поражение будет неминуемым. Тряхнув головой, он попытался отогнать черные мысли. Однако силы были на исходе, нумидийцы казались чуть ли не демонами смерти, терзающими римский строй.

Отчаянное положение усугублялось тем, что войском Помпея командовал не Метелл Сципион, а Лабиен. В галльскую кампанию он был одним из самых доверенных легатов Цезаря, а после перехода Рубикона переметнулся к врагам. Как многие из республиканцев и сторонников Помпея, Лабиен участвовал в битве при Фарсале, однако после победы Цезаря предпочел не сдаться, а отойти в Африку — и теперь командовал собственным войском, натравливая его на изрядно потрепанные когорты Цезаря.

Разъезжая с непокрытой головой по полю между армиями, он временами задирал легионеров Цезаря едкими издевками над их неопытностью.

— Здорово, новобранцы! Пытаетесь меня запугать? Цезарь вас совсем одурачил своими речами? Поглядите на себя! — Лабиен с ухмылкой кивнул на раненых легионеров и потрепанные шеренги войска. — На большую опасность он вас толкнул! Мне вас жаль!

Измотанные легионеры, взглянув друг на друга, не нашли ни возражений, ни оправданий: бывший полководец Цезаря, чья армия грозила уничтожить остатки их войска, откровенно измывался над слабым врагом, неспособным достойно ему ответить.

У Ромула, правда, чесались руки запустить в мерзавца дротиком, однако Лабиен, к великому сожалению юноши, гарцевал далековато для копейного броска.

Ободренный молчанием легионеров, Лабиен не прекращал насмешек.

— Вы жалкие трусы! — возгласил он, приближаясь на десяток шагов. — И еще считаете себя римлянами? Да из любого местного крестьянина выйдет новобранец получше вас! — Он подступил еще ближе.

Не успел Ромул стиснуть копье, как Атилий уже протолкался вперед.

— Я не новобранец, Лабиен! — крикнул он. — Я ветеран Десятого легиона!

Лабиен растерялся лишь на миг. Кивнув на сигнифера, он усмехнулся.

— Не вижу здесь знамен Десятого!

Атилий, сдернув с головы гребенчатый шлем, кинул его под ноги и выпрямился, словно для того, чтобы враг запомнил его в лицо. Протянув руку назад, он тихо скомандовал:

— Пилум! Живо!

Ромул, рванувшись через шеренгу, вложил ему в ладонь свой последний дротик.

— Ты еще узнаешь, подонок, что я за воин! — рявкнул старший центурион и, рванувшись вперед, изо всех сил метнул копье в Лабиена.

Ромул затаил дыхание.

Пилум, со свистом пронзив воздух, ударил точно в грудь коню, и смертельно раненное животное, рухнув наземь, забилось в конвульсиях. Лабиена выбросило из седла, он неловко растянулся на земле и не сразу нашел в себе силы подняться. Глядя на стонущего врага, с трудом вставшего на ноги, Атилий крикнул:

— Помни, Лабиен, в тебя целил ветеран Десятого легиона!

Ромул с товарищами разразились ликующими возгласами.

Лабиен не ответил. Держась за левый бок, он неверными шагами двинулся к своему строю, оставив лежащего коня истекать кровью. Вслед ему неслись издевки легионеров.

— Знатный бросок, — кивнул Ромул Атилию, припомнив, как однажды с такого же расстояния сразил парфянского лучника. — Долго не забудется.

— Невелика радость, — тихо заметил Атилий. — Я не раз бился под его началом. Лабиен — умелый полководец.

— Но ведь теперь он против Цезаря, — уверенно заявил Ромул, полный преданности к командующему, который даровал ему свободу. — Знал, на что шел.

Атилий, прищурившись, глянул на юношу, и морщинистое лицо прорезала улыбка.

— Точно, парень. Знал.

* * *