Дорога в снегопад

– Ничего, в кассу, – сказал Алексей, дослушав композицию и возвращая наушник. – Дай-ка я расскажу тебе одну историю. Даже не историю, а так, просто скажу несколько слов. Когда-то давно, довольно много лет назад, я был молод, не так, как ты сейчас, постарше, но тоже очень и очень молод. Я готовился к интересной и приятной жизни. Но тут в нашей стране начались перемены, благодаря которым я очутился на обочине жизни. Впрочем, в те годы вся она, жизнь то есть, была обочиной. Я был знаком с одной девушкой, которая мне очень нравилась, и я мечтал жениться на ней. Но я был беден, а зарабатывать так, как это делало большинство, не хотел. Мы с ней поругались как-то – так, ничего серьезного, пустяки, одним словом. А вот помириться так и не смогли. То есть мы, конечно, помирились, но замуж она вышла за другого… Я к чему тебе это все рассказываю? – спохватился он, но Гоша его перебил:

– А кто она была, эта девушка?

– Не важно, – поморщился Алексей. – Не важно. – И вдруг подумал, что этот мальчишка мог бы быть его ребенком. – Ты вот говоришь: «Все равно она будет на них работать, в этой системе». А ты разве не в их школе учишься?

Гоша задумался.

– Видишь ли, эта система дурна, конечно, но не вся, не тотально. Так вот, к чему это я. Был у меня научный руководитель, его уже нет в живых сейчас, и он заметил, что я стал пить и опускаться. И однажды, видимо, когда ему надоело смотреть на все это, этот человек спросил меня: «Почему ты пьешь?»

– А я не пью, – упрямо сказал Гоша.

– Да не в этом дело. Правильно делаешь. Ты дослушай. И я так ему ответил: «Я пью, потому что мне невыносимо видеть то, что творится вокруг, а сил для того, чтобы изменить это, в себе не нахожу. Потому что ничего из того, что я задумывал, у меня не получилось, и в этом не моя вина. Потому что любовь мою продали за деньги, а я не родился на свет для того, чтобы делать деньги. А науку здесь сейчас делать невозможно». Тогда этот человек спросил меня: «Тебе, наверное, кажется, что ты очень любишь свою родину?» – «Да, – ответил я, – люблю. И вовсе мне это не кажется». – «Так вот знай, – сказал он мне, – что родина это не только ее история и природа, не только ее архитектура, это еще и ты сам. Если ты превратишься в животное и умрешь, кто же останется жить здесь? Ты устранишься от жизни, кто-то еще устранится, третий, пятый, десятый – кто же останется? Если у России и есть враги, то они только и ждут, чтобы все мы рассеялись по лицу земли и сгинули», – вот он еще что сказал.

Гоша молчал, на лице его изображалась работа мысли.

– Вот эта скамейка, на которую мы не можем сесть, потому что она неубрана, – заметил Алексей, – это не только их скамейка – это и наша с тобой скамейка.

Гоша натянул перчатки и несколькими ловкими движениями сбросил со скамейки неубранные листья и закаменевшие комья снега.

– Знаешь, – добавил еще Алексей, вспомнив как-то очень кстати Вадима Михайловича и его нелепое нестяжательское облачение, – честно тебе скажу, я не очень-то верю, что мы можем изменить мир. Но я глубоко убежден, что, если нас в нем не будет, он будет несравненно хуже, чем он есть сейчас.

* * *

Как всегда, Москву уже била пока еще легкая предновогодняя лихорадка. Кровь в жилах города бежала быстрей, сердце, укутанное фольгой, билось чаще, слаще, и веселый скрип этой праздничной карусели пробивался к Алексею сквозь постигшее его несчастье. Приглашали его встретить Новый год и Костя Ренников с вновь обретенной, одумавшейся Катей, и тетушка Наталья Владимировна зазывала их с мамой, что было прямо-таки из ряда вон выходящим событием, но Алексей потерял сердце и точно знал, что в оставшиеся до праздника дни обретение его не будет возможно.

Совсем уже перед Новым годом проснулась королева клаудвочеров. Для какого-то очередного воздушного мероприятия ей позарез нужен был какой-то режиссер кино, и почему-то она рассчитывала здесь на помощь Алексея.

– Ну это скорее Антон мог бы тебе подсказать, – удивился он.

– Дело в том, что я… у меня нет номера его телефона.

– Как же так, – изумился Алексей. – Был, а тут вдруг нет.

– Между прочим, – с обидой сказала она, – у меня вчера был день рождения.

– Позволь поздравить, – сказал Алексей.

– Спасибо, – в голосе ее проступило удовлетворение. – Что ты мне желаешь?

– Желаю тебе того, чего ты сама себе желаешь.

– Нет, – не согласилась она, – ты сам пожелай.

– Ну-у, – помедлил Алексей, – тогда желаю тебе счастья в личной жизни.

Пожелание ей не показалось.

– А разве это главное? – немного недовольным голосом возразила она.

– Если вы Ренуар, или, может быть, Томас Манн – тогда да, наверное, не главное, – усмехнулся Алексей и хотел уже попрощаться, но почувствовал, что на том конце провода готовят еще какую-то мысль.

– Я просто хотела тебе сказать, – сказала она после довольно продолжительного молчания, – что надо быть мужчиной.

– А как это – быть мужчиной? – уточнил Алексей с веселой злостью.

– Не надо бояться брать ответственность, – сказала Юля.

– За кого ответственность не надо бояться брать?