Дорога в снегопад

Однако при мысли о Рослине сомнения брали его. Смутно он понимал, что ему тяжело будет поехать туда. Ведь когда он был там весной, будущее рисовалось таинственным и прекрасным, точно он выполнил непростой урок, данный ему, как сказочному герою, неперсонифицированным злым царем, и отныне он должен быть свободен. Теперь же получалось, что кто-то, кто говорил с ним тем вечером в сумерки, обманул его, или сам он принял шелест вязов за голос, дающий обещания.

Приглядываясь к себе, с каким-то брезгливым интересом он поймал себя на мысли, что за те пять месяцев, которые провел уже дома, исподволь мимикрировал под среду. Его, встречаемого овациями в очень уважаемых учебных заведениях мира, взгляд милиционера, тупого неотесанного парня, случайно останавливавшийся на нем, заставлял чувствовать робость и неуверенность. Он, имевший возможность в Эдинбурге переброситься дружеским словом с любым продавцом тех магазинов, которые обычно попадались ему на его маршруте от дома до работы, теперь стоял в «Пятерочке» в бесконечной единственной очереди-гусенице, закипая от праведного гнева, в то время как простаивали целых четыре кассы, но по какой-то странной солидарности с остальными молчал, терпел и не возмущался.

Он наметил отъезд на пятнадцатое января, чтобы побыть в Новый год с матерью, и съездил на кладбище к бабушке. Было ветрено, и березы, которыми оно поросло, тяжело раскачивались, то сходясь, то расходясь кронами где-то высоко над могилами, и этот беспокойный ветер, казалось, выдувал из головы все мысли.

* * *

Все, что еще связывало его с Кирой, было обещание позвонить Гоше. Узнав о том, что мать его будет теперь жить на Барклая, он стал пропадать теперь уже из этого дома, временно поселившись у одного из своих товарищей.

Алексей позвонил Гоше и пригласил его встретиться после уроков. Немного поразмышляв, они сошлись на «Горбушке». К половине четвертого Алексей приехал на «Багратионовскую».

– Да не надо в кафе, – отказался Гоша. – Не хочу. Что еще за буржуазность, – буркнул он.

– Ну, хорошо, – согласился Алексей, они вошли в сквер перед фасадом бывшего кинотеатра «Украина» и остановились под высоким кленом у скамейки, наполовину заваленной бурой листвой вперемешку со снегом.

– Ты знаешь, – сказал Алексей, – твой отец попал в беду.

– Я знаю, – тихо отозвался Гоша.

– Понимаешь, – снова заговорил Алексей, проследив тихое движение детской коляски, которую катила мамаша с каким-то отрешенным от города лицом, – ты хотел исправить этот мир, наказать его, а он, оказывается, способен наказывать сам себя. И что мы должны делать в таком случае – добивать или проявить сострадание?

Гоша насупленно молчал.

– Сын за отца не отвечает, – наконец сказал он.

– Бывает, что отвечает, – сказал Алексей, – бывает – нет.

– Это как-то сложно.

– Сложно, – согласился Алексей. – Можешь жить с чистой совестью – у вас ничего не осталось. Только квартира на Барклая, где ты с бабушкой живешь. И там будет теперь жить твоя мама. И она там, по сути, одна, потому что бабушка ей в тех делах, которые творятся, не помощник. Как ты думаешь, легко ей?

Гоша молча вертел в пальцах наушник от МР3-плеера, из которого доносилось какое-то музыкальное неистовство.

– Она будет теперь работать. В РИА «Новости». Переводить ленту новостей. Так что, видишь, к буржуинству это мало имеет отношение… Ты же хотел быть, как большинство? – Алексей повернул лицо к Гоше, но тот упрямо держал голову в профиль. – Георгий, вот что я скажу: оставайся анархистом, читай Кропоткина с Лавровым, пиши конституцию вашей алтайской республики – никто тебе и слова не скажет. При всем при этом тебе только надо быть с ней.

Гоша выглядел осунувшимся и сутулился, но это, скорее, было следствием уличной промозглости. Как бы то ни было, он совсем не был похож на того задорного самоуверенного парня, каким предстал перед Алексеем в середине лета в экологическом лагере протеста. Сейчас он был растерян и в отношении его к Алексею проступало доверие. Ему почудилось, что этот взрослый человек, который казался ему сильным, даже почему-то отважным, должен знать ответы на все вопросы.

– Почему все так? – тихо спросил он.

– Э-эх, Гоша, Гоша, – вздохнул сильный и даже почему-то отважный человек. – Если бы я знал. Если бы я знал… Что слушаешь? – поинтересовался он, кувнув на МР3-плеер.

– Так, – нехотя ответил Гоша. – Вы не знаете. Группа одна. «Адаптация» называется.

– Можно?

Гоша пожал плечами и передал наушник Алексею.

«Страны третьего мира помнят историю Рима, – услышал Алексей надрывный голос Ермена Анти, – что же здесь с нами стало, что же здесь с нами было?»