Дорога в Средьземелье

Галадриэль говорит «Вот уже многие века мы ведем борьбу, обреченную на поражение». Ей вторит Элронд: «Я видел много поражений и много бесплодных побед». Позже он все–таки ставит эту «бесплодность» под сомнение, но продолжает утверждать, что одержанная в древние времена победа над Сауроном, в которой Саурон был только повержен, но не уничтожен, «не достигла своей цели». Вся история Средьземелья показывает, что более–менее удовлетворительного результата можно достигнуть только огромной ценой, в то время как зло, даже побежденное, может возродиться практически в любой момент. Так, когда была низложена крепость зла Тангородрим [254], эльфы решили было, что зло «обезглавлено навеки», но оказалось, что это не так. Ушел под воду Нуменор, но от Саурона все равно избавиться не удалось. Когда Саурон потерпел поражение в решающей войне, Кольцо попало к Исилдуру, но эти события только запустили процесс, который в итоге привел к концу Третьей эпохи. И хотя кризис удалось в конце концов преодолеть, из текста совершенно ясно, что этот успех точно так же бесплоден, как и все остальные, или, может быть, лучше сказать, плоды его горьки на вкус. Если Единое Кольцо будет уничтожено, говорит Галадриэль, то ее кольцо и кольца Гэндальфа с Элрондом потеряют силу, так что Лотлориэну суждено будет «поблекнуть», а эльфам «умалиться». Вместе с ними должны будут уйти энты и гномы, да, по сути, и все, что ни есть в Средьземелье фантастического, — уйти и уступить место новым временам, в которых будут господствовать люди. В результате все фантастические народы вместе с их историями «ужмутся» до потерявших смысл стихотворных обрывков и неправильно понятых фрагментов старинных текстов, вставленных в поздние повести или баллады. Особенно пострадает красота. «Остается надеяться, — говорит Теоден, — что война, в чью бы пользу она ни закончилась, не лишит Средь земелья всех его тайн, красот и чудес!» — «Сауроновой скверны до конца выкорчевать не удастся никогда, — отвечает Гэндальф. — Не удастся и вернуться к тому, что было прежде…» Фангорн подтверждает это. Он говорит о своем вымирающем народе: «Песни, как и деревья, приносят плоды лишь в назначенное время, и никто не может сказать, как именно это свершится. А бывает и так, что песни увядают раньше срока…» Общественное мнение Средьземелья суммируется в афористическом утверждении Гэндальфа: «Я — Гэндальф, Гэндальф Белый, но Черное все еще сильнее».

Из всего этого можно было бысделать довольно тревожные выводы. Эти слова волшебника звучат определенно по–манихейски. Однако, как мы уже знаем, Толкин старался как можно чаще вставлять в текст возражения против идей манихеизма и при каждом удобном случае напоминал, что собственной сущности у зла все–таки нет. Откуда же тогда это постоянная пессимистическая готовность к поражению?

Легко увидеть, что главной задачей «Властелина Колец» было драматизировать, явить в лицах «теорию мужества», которую Толкин в лекции, прочитанной им для Британской академии, назвал «великим вкладом» древней литературы Севера в сокровищницу человечества. Ключевым мифом для этой теории было пророчество о Рагнареке — о дне, когда боги и люди сразятся с великанами и потерпят поражение. «Теория мужества» делает из этого пророчества великий вывод: поражение еще не есть бесчестие. Правая сторона остается правой, даже когда у нее нет надежды на победу. В некотором смысле северная мифология требует от людей больше, чем христианство, или, можно сказать, лучше о них думает, — ведь она не предлагает ни рая, ни спасения и не обещает добродетели никакой награды, кроме мрачной удовлетворенности тем, что ты поступил правильно. Толкин хотел, чтобы герои «Властелина Колец» соответствовали этим высоким стандартам Поэтому он позаботился о том, чтобы они не могли надеяться на легкий успех, и более того — чтобы они не забывали, что в конце их в любом случае ждет поражение и приговор судьбы будет суровым

Но сам Толкин был христианином и хорошо осознавал проблему, гнездящуюся в «теории мужества», которой он так восхищался. Источник этого мужества — отчаяние и безнадежность, а дух, который его оживляет, — часто не более чем языческая свирепость. Как Толкин справлялся с этой трудностью, можно подсмотреть, прочитав его пьесу–плюс–эссе «Возвращение Беортнота, сына Беортхельма», опубликованную в 1953 году, за год до «Содружества Кольца» [255]. Эта пьеса представляет собой как бы коду к древнеанглийской поэме «Битва при Мэлдоне» [256], в которой запечатлено поражение, понесенное англичанами от викингов в 991 году н. э. Особенно восхваляется в этой поэме несгибаемое мужество телохранителей военачальника англов по имени Беортнот. Его личная гвардия отказалась отступить, даже когда сам Беортнот был уже убит. Телохранители Беортнота сражались у его тела, пока не полегли все до единого. В словах старого слуги Беортнота по имени Беортвольд выражена самая суть воодушевлявшего их чувства: