Читаем Дорога в Средьземелье полностью

Rabbit — слово особенное. ОСА не находит для него «бесспорной этимологии» и оказывается не в состоянии проследить его историю до 1398 года. Со словом coneyили сиппудело обстоит немногим лучше: оно восходит к 1302 году. Есть еще слово bunny (130). Обычно это — беличья кличка и до XVII века не встречается. Слово «кролик» переводится на разные европейские языки по–разному (французское lapin,немецкое kaninchen), а древнеанглийского или древнескандинавского названия и вовсе не существует [155]. Это необычно. Например, английское слово hare — «заяц» имеет древнеанглийский эквивалент (hard),по–немецки заяц — base,по–древнескандинавски — heriи так далее. То же самое со словами «хорек» (weasel),«выдра» (otter),«мышь» (mouse)или «барсук» (brock),да и большинством слов, обозначающих привычных млекопитающих Северной Европы. Причина этого, конечно, в том, что кролики — иммигранты: они появились в Англии только в тринадцатом столетии. Их импортировали и разводили ради меха. Часть из них убежала на волю, как это произошло с куницами и нутриями. И им удалось ассимилироваться.Для нас важно то, что, возможно, среди носителей английского языка и один человек из тысячи не осознает того факта, что слово «кролики» — rabbits —не имеет древнеанглийских корней! Оно принципиально отличается от слов «мышь» (mouse,древнеанглийское m'ys)или «хорек» (weasel,древнеанглийское weselas),но все англичане воспринимают его как родное, английское, исконное. Кроме того, кролики, наряду с мудрыми совами (древнеанглийское 'ulan)и хитрыми лисами (древнеанглийское fuhsas),завоевали себе прочное место в народном воображении, и сделать с этим ничего нельзя. Но если бы слово rabbitуслышали древний англосакс или скандинав, оно показалось бы им необычным, а то и вовсе чудным. Случай с кроликами доказывает, что неологизмы могут быть не только искусственно введены в язык, но могут и врасти в него как органическая часть — конечно, лишь постольку, поскольку данный неологизм оказывает подобающее почтение глубинным структурам этого языка и мысли. «Если чужеземное слово случайно упадет в реку языка, — писал Якоб Гримм, — волны будут перекатывать его до тех пор, пока оно не окрасится в цвет этого языка и слово, вопреки своей иноземной сущности, не перестанет выглядеть чужеродным» [156].

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже