Это последний решающий удар в толкиновской борьбе против «реализма». Все эти «общеизвестные истины» никому не известны. Более того, никакие это не истины, а самое что ни на есть беспардонное вранье. В традиционном повествовании такая бесстыдная эксплуатация зазора между миром рассказчика и миром его слушателей никому не сошла бы с рук, и прежде всего потому, что, конечно, этого зазора просто не было бы! Но в «Хоббите» объединенное невежество Бильбо и читателей перевешивается непоколебимой уверенностью и осведомленностью выступающих общим фронтом Гэндальфа, рассказчика, троллей и гномов. Между прочим, поверье о том, что тролли должны непременно убраться под землю до рассвета, чтобы не превратиться в камень, так же традиционно, как и сама вера в троллей и гномов. Это поверье восходит к «Старшей Эдде». В «Песне Альвиса»
КОЛЬЦО КАК «УРАВНИВАТЕЛЬ»
Чтобы достичь этой «иллюзии исторической истинности и перспективы», требуется, конечно, как сказал и сам Толкин в ЧиК(141)
, «особое умение». Однако и умение подчас выдыхается. Толкин признавался «Обзерверу»(142), что в процессе создания «Хоббита» действие дважды буксовало. Он не сообщает, где именно, оставляя исследователям самим искать ответ на этот вопрос и давая им полную свободу выказать себя абсолютными идиотами. И все же можно было бы попытаться доказать, для начала, что в первых главах «Хоббита» автор занят по большей части не чем иным, как распутыванием клубка коллективного читательского недоверия и игрой на этом недоверии. В начале главы четвертой, когда гномы и хоббит в очередной (уже в третий!) раз останавливаются на пути[168], возникает чувство, что автор с трудом подыскивает этой задержке разумное оправдание.Когда в горах разыгрывается буря, Бильбо выглядывает из–под одеяла и видит на другой стороне ущелья «каменных великанов, которые играючи швыряли друг другу огромные обломки скал». В толкиновской вселенной великаны после этого случая больше уже не появляются, за одним только исключением: в седьмой главе Гэндальф мимоходом упоминает о том, что они–де некогда существовали, но не более. Процитированный отрывок выбивается из общего стиля книги, да и против вкуса грешит: возникает впечатление, будто автор попросту иллюстрирует устаревшую научную интерпретацию легенд о великанах, ведь еще не так давно существовала теория, которая считала великанов разновидностью «природного мифа». Сторонники этой теории считали мифы о великанах персонификацией впечатляющих явлений природы — скажем, горных лавин (в девятнадцатом веке сторонники этой теории полагали, что скандинавский бог Тор и его молот олицетворяют гром и молнию). Для Средьземелья это чересчур аллегорично… Итак, вскоре действие пускается вскачь. Гномы попадают в плен к гоблинам (которые, кстати, смахивают на солдат, как чуть раньше тролли напоминали пролетариев), им удается бежать, гоблины пускаются в погоню, «быстрые, как хорьки», и Бильбо против воли оказывается разлучен с гномами. Проходит довольно много времени, Бильбо ползет по туннелю — и вдруг под руку ему внезапно попадает «нечто, на ощупь напоминающее холодное металлическое колечко. Это было поворотное событие в жизни хоббита, — комментирует Толкин, — но сам он об этом даже не догадывался». Поворотным оказалось это событие и в жизни самого Толкина, поскольку этот эпизод стал отправной точкой для большей части того, что вышло из–под его пера впоследствии: отсюда и Голлум, и Саурон, и весь «Властелин Колец»…