Как раз в то время, когда ушла жена, Женич уже пробовал торговать, как он выражался, «произведениями искусства». Так и остался в этой нише, не желая больше искать что-то еще. У него появились свои художники, постепенно росла клиентская база. Он давно устал от жизни и не хотел почти ничего нового, разве что заработать еще больше денег или открыть новую звезду. Но все его знакомые художники не были похожи на звезд: талантливые, как правило, оказывались неудачниками и законченными пьяницами, бездарности хотели много денег за свою мазню. И вдруг вчера, увидев новые картины Жанны, Женич понял — это то самое, мечта его жизни, которую он уже собирался похоронить. Жанну можно было раскрутить не хуже Никаса Сафонова. Это было открытие, и это открытие попало именно в его руки. Теперь они станут богатыми и знаменитыми. Он не будет больше ездить на старом «вольво», он не будет жить в этой грязной хибаре. Купит таунхаус в зеленом пригороде или квартиру-студию где-нибудь в тихом старинном переулке. Наймет прислугу, будет ездить на крутейшей тачке. Женич уже представил себя в этой самой машине, как к ним с Жанной бросаются журналисты, умоляя дать интервью, у них постоянно персональные выставки. Работы идут с аукционов, и не только в нашей стране, но и за границей, о них пишут глянцевые журналы и серьезные художественные издания и желтая пресса — они ничем не будут брезговать, ради известности. Женич даже застонал от таких сладостных мыслей, казалось, что в руках у него уже была не синица, а целый журавль.
«Утром позвоню своему человечку в Манежку», — думал Женич, опрокидывая порцию виски в свое нутро.
— Эх, хороша, зараза, — произнес Женич, смачно закусывая бутербродом и наливая себе еще.
— Ну, за Жанку, чтобы нам подфартило, — проговорил он и залпом осушил еще стакан.
Заснул он уже на рассвете, и снились ему сущие ужасы. Он видел картины Жанны, кишащие чудовищами: монстры вылезали из подрамников, словно из окон, и бросались на посетителей выставки. Ему снилась сама Жанна в черном вечернем платье, с длинными смоляными волосами: в руке она держала бокал с вином, которое почему-то дымилось, как жидкий азот. Чудовища с картин кланялись ей в ноги, а она поднимала бокал с вином и пила из него. Потом она стала улыбаться Женичу, и он увидел у нее на зубах брэкеты, которые вскоре исчезли, обнажив звериные клыки. Художница смеялась нечеловеческим смехом, показывая на Женина мизинцем, — и из мизинца тут же вырос огромный коготь; По команде Жанны чудовища бросились на несчастного барыгу и попытались растерзать его. В тот самый момент, когда Женич почувствовал на своей шее клыки, услышал рык и почувствовал у самого лица зловонное дыхание пасти, он очнулся ото сна.
Он вскочил на кровати, потер руками глаза и произнес:
— Надо же чушь какая! Наверное, третью бутылку не надо было открывать.
Женич вспомнил, что собирался позвонить человечку из Манежки. Рука потянулась к телефону. На часах было пятнадцать минут десятого.
Женичу действительно подфартило. Оказалось, что в Манежке через неделю ожидается грандиозная художественная выставка под названием «Мистерика». Как раз на Жанкину тему! И Женичу по знакомству могут выделить целый зал: договор насчет него вчера сорвался и, пока не поздно, зал можно занять. Это была неслыханная удача, словно сама золотая рыбка приплыла лично в руки Женича.
— Гера, за любые деньги, — кричал в трубку барыга. — Я беру этот зал. Слышишь, никому его не отдавай, я беру, беру его! Гера, у меня суперэкспозиция, такого, мать твою наперевес, никто не видел. Это находка, Гера!
Женич выдохнул и повесил трубку. Теперь осталось уговорить Жанку: с ее загонами не факт, что она сразу согласится.
К Жанне он решил поехать лично и незамедлительно, а чтобы она точно согласилась, прихватил с собой обещанные пятьдесят тысяч за картины.
Он буквально взлетел на пятый этаж, забыв про одышку, долго и нервно нажимал на пипку звонка. Звонок тренькал, но не звонил, тогда Женич начал барабанить в дверь:
— Жанка, открой, это я, Женич!
Жанна распахнула дверь. Она была заспанная и в пижаме, волосы ее стояли дыбом и напоминали уже большой взрыв во Вселенной, не то что на макаронной фабрике.
— Женич, ты чего так рано, случилось что? — Жанна протерла глаза и попыталась пригладить растрепанные волосы.
— Да пусти ты, наконец, деньги я тебе привез. — И Женич протиснул свою тушу в крошечную прихожую. Жанна отступила и с удивлением уставилась на него:
— Что это с тобой? Деньги, так быстро, ты же послезавтра обещал?
Но Женич уже деловито прошел в комнату и плюхнулся на диван, прямо на разобранную постель.
Жанне стало неудобно. Белье было старое, застиранное, со стойким сероватым оттенком, к тому же не первой свежести. На наволочке на самом видном месте была дыра.
Коммерсант уловил смущение художницы и поспешил ее успокоить:
— Да не стесняйся ты. У меня такая же постель, мы же с тобой холостяки, два сапога пара. А бардак у меня в квартире еще похуже твоего, приезжай — посмотришь. Вот деньги. — И Женич достал из нагрудного кармана туго скрученную зеленой резинкой пачку.