Дорога в Тридесятое царство

Во-вторых, западноевропейский этнос, являясь прямым наследником той самой греко-римской культуры, которая за три тысячи лет истории естественным путем прошла ранние психовозрастные этапы культурно-духовного формирования, успел полноценно созреть к принятию Христа. Более того, западнохристианская идея получила свое развитие в протестантизме, одним из ключевых тезисов которого является право каждого верующего толковать и излагать Слово Божье согласно собственному пониманию! Можете ли вы себе представить православного батюшку, пускай даже нашего с вами современника, который доверит своей пастве интерпретировать Библию, полагаясь на свое собственное разумение?! А европейский этнос уже в начале XVI века (Реформация Мартина Лютера) созрел к принятию и уважению индивидуальности. К слову, список стран, где протестанты являются крупнейшей религиозной группой, совпадает с перечнем самых высокоразвитых ныне государств. Думается, это отнюдь не случайность: страна, в которой каждый гражданин осознает свою личную ответственность перед Богом, а значит, и перед миром в целом, перед своей страной, семьей, самим собой, просто обречена на долгое процветание.

В-третьих, в том числе и по вышеуказанной причине, в Западной Европе существует ныне политическая система, хоть сколько-то приближенная к идеалам настоящей демократии, к которой мы еще только-только продвигаемся неуклюжими шажочками.

Сравнивать Россию и Запад с точки зрения «хуже – лучше» глупо, да и вообще бессмысленно. Это все равно что говорить о том, кто лучше: двухгодовалый малыш или ребенок-дошкольник, рассуждать о том, кто из них умнее и кому лучше живется. Очевидно, что в каждом возрасте свои критерии ума, счастья, успеха и т. д. Возвращаясь к сути вопроса: Западная Европа интересна нам для сравнения, так как она, как и Русь, – христианский мир. Но благодаря греко-римскому наследию она успела полноценно созреть для перехода на новую психовозрастную стадию, в отличие от полян, древлян и десятка иных древних племен, которые Владимир Равноапостольный крестил отнюдь не на основе добровольного согласия.

Естественным этапом перехода от матриархальной эпохи к патриархальной является выделение в многобожии верховного бога – Отца и правителя для всех остальных богов и людей, закон которого является единственным и непререкаемым. Важно подчеркнуть, чтобы не ввести читателя в заблуждение: под «матриархальной эпохой» имеется в виду не матриархальный общественный строй, который существовал несколькими тысячелетиями раньше того времени, о котором идет речь, а «матриархат» как власть Материнского комплекса исключительно в психической сфере индивида или народа, находящегося на пути перехода от родового и далее феодального строя к формированию государственности.

Предтечей единобожия для праевропейцев стал еще греческий Зевс – бог-вседержитель, переименованный практичными римлянами в Юпитера. Практичными в том смысле, что римляне, просто позаимствовав богов из греческой культуры, занялись более прагматическими вопросами – формированием принципов государственности и правовой системы. Поэтому к принятию христианской идеи праевропейцы были знакомы с «Отцовским Миром», то есть миром ответственности и порядка, не только в религиозно-духовном, но и во вполне конкретном смысле: еще за восемь веков до пришествия Иисуса появилось римское право, на котором и по сей день зиждется вся европейская правовая система[12].

Таким образом, мы видим, что Европа прожила свой младенческий период и к пришествию «Отца» – единого маскулинного Бога – была вскормлена и поставлена на ноги матерью-язычеством. Когда же Русь принимала христианство, исторический путь, пройденный славянами как единым этносом, был еще слишком коротким. Славянское язычество к началу Х века не завершило своего естественного становления, наши исконные религиозные представления не успели принять вид единой системы. Князь Владимир Равноапостольный, прежде чем принять решение о крещении Руси, пытался было собрать славянских богов в единый пантеон, однако так и не смог разграничить их функции и решил, что проще принять чужую веру с четкими границами божественного, мирского и дьявольского, нежели взращивать и развивать собственное наследие. Сей сценарий стал для Руси, увы, архетипическим.