Дорога в Тридесятое царство

Последнее, что важно подчеркнуть, описывая общечеловеческий героический паттерн, это то, что не каждый герой – Герой. Пожалуй, здесь я позволю себе воспользоваться цитатой из самого Юнга, так как лучше мне все равно не сказать: «В мифах герой – это тот, кто побеждает дракона, а не тот, кого пожирает дракон. Однако оба вынуждены иметь дело с тем же самым драконом. Кроме того, не герой тот, кто никогда не встречал дракона, или тот, который, хотя однажды его и видел, утверждал впоследствии, что не видел ничего. В равной степени, только тот, кто вступал в рискованную схватку с драконом и не оказывался побежденным, овладевал кладом, “сокровищем, которое трудно добыть”. Он, единственный, имел подлинное основание быть самоуверенным, так как он столкнулся с темной стороной своей Самости и тем самым обрел себя»¹⁸.

Таково вкратце описание героического макро-паттерна. Однако нас ведь интересует не любой Герой, а Герой именно славянский и те преобразования паттерна, которые происходят на славянском национальном уровне бессознательного.

Впервые мысль о «нетипичности» героев в русской мифологии пришла мне в голову задолго до возникновения идеи написать эту книгу, во время чтения дочке друзей сказки о Никите Кожемяке. Что примечательно, даже шестилетний ребенок заметил некое несоответствие этой сказки типичной героической фабуле. Отказ Героя принять заслуженное вознаграждение так взбудоражил ребенка, что она еще несколько дней ставила родителей в тупик вопросами о том, почему Никита с царевной не поженились да почему он сам не стал царем.

Вот мы и попробуем сейчас разрешить эту загадку при помощи «сравнительной анатомии» славянского Героя с общечеловеческим архетипическим образом.

Начинается сказка как раз вполне типично. Змей крадет у вдового Царя единственную дочь. Тот факт, что царицы в сказке нет[18], говорит о том, что феминный принцип Эроса в устоявшейся системе отсутствует – у Царя нет связи со зрелой Анимой, а если и была когда, так давно скончалась. Примечательно и то, что он не делает никаких попыток вернуть свое дитя, а это опять-таки показывает полное безучастие к чувственным аспектам жизни. Но Царевна ухитряется сама передать батюшке весточку через собачку.

Вообще собака – довольно нетипичный символ для русских сказок, поэтому такой поворот событий сразу заставляет нас «навострить ушки». Любое животное в мифе олицетворяет предчеловеческий, досознательный, инстинктивный способ постижения мира. В качестве животных-помощников у славян чаще выступают волки, соколы или голуби. Голубь, как символ сердечной любви и соответствующего инстинкта, не может быть использован Царевной: маленькому кусочку живой души, плененному комплексом-чудовищем, никак не достучаться до Царя-сознания при помощи нежных чувств. Сокол – ясное внутреннее зрение, незамутненное ригидными убеждениями, – тоже не долетит до близорукого старика. Волк, способный чуять опасность за сотни верст, наиболее близок собаке, но трусливый, слабый Царь не подпустит к себе хищника.

Собака – тот же волк, только подвергшийся одомашниванию, послушный, почти ручной. То есть единственно возможная связь плененной Царевны-души с Царем-сознанием осуществляется через «одомашненный инстинкт». Что бы это могло значить в психической реальности? Честно говоря, точного ответа у меня пока нет. Рискну лишь предположить, что даже самое заскорузлое сознание имеет зазор для узкого перечня дозволенных чувств (собака – одно из немногих животных, которых пускают в человеческий дом). С ее помощью Царевна указывает батюшке путь собственного освобождения и называет имя спасителя: Никита Кожемяка.

На интрапсихическом уровне это могло бы означать одно из редчайших явных вмешательств Самости, например, в виде сновидения, где вся символика сразу и безоговорочно понятна сновидцу. Такое может случиться и с бодрствующим сознанием в виде озарения (инсайта в аналитической терминологии). А если уж Сознание проигнорирует и столь явное послание Самости, сродни встрече с ангелом или бесом наяву, пиши пропало!

И вот является Герой. Никита Кожемяка одновременно и попадает, и не попадает под определение героического паттерна.