Дорога в жизнь

– А причина простая. Осень. А осенью птицы летят с севера на юг. Пошел он. А берега все нет и нет. Стало не по себе: так и погибнуть недолго. Не помогли птицы, не показали юга, потому что летят они не точно по прямой, делают зигзаги, повороты. И вот тут спасла его другая птица – кукша: она показала ему берег. Помните, как Колумб повел свой корабль за стаей попугаев?

Ребята молчали, и Владимир Михайлович, правильно истолковав их молчание, не стал затягивать неловкую паузу:

– Вы помните, он уж было хотел повернуть обратно в Испанию. Он потерял ориентировку, экипаж бунтовал, и Колумб пришел в отчаяние, не зная, где находится и куда плыть дальше. И тут-то он увидел попугаев – и тотчас же, не колеблясь, повел корабль за ними, потому что попугай птица лесная и должен был лететь к суше. Ну вот, то же самое и с кукшей: кукша – птица сухопутная, на озере ей делать нечего. Утки, казарки – другое дело, тех вода кормит. А кукша летит к берегу. Вот охотник и пошел за ней – и вышел на сушу.

Владимир Михайлович замолчал и прислушался:

– А вот синичка голос подала, слышите? Лес звенел птичьими голосами. Наш новый знакомый различал в этом хоре каждый звук, и видно было, что это доставляет ему истинное наслаждение.

– Если я о чем жалею, так о том, что не знаю птичьего языка. Знаю лес с детства, а разговаривать по-птичьи не умею.

Я посмотрел на него – он говорил без улыбки, всерьез.

– Мне Митя рассказал (мы даже не сразу сообразили, кто это Митя), что вы готовитесь к военной игре. Думаю, я могу быть вам полезен. У меня есть хорошая, подробная карта района – зайдите ко мне, возьмите. Я сюда не заглядывал последний год, а то давно бы познакомился с вами.

– Вы живете у станции?

– По ту сторону железной дороги, совсем недалеко.

Мальчишки смотрели на него с откровенным любопытством, а Король – почти набожно. Ничто не внушает ребятам уважения более глубокого, симпатии более живой и искренней, чем человек знающий, умеющий, если это знание и умение щедры.

Владимир Михайлович еще долго ходил с нами по лесу, как по своим владениям, рассказывал о птицах, деревьях, цветах, о повадках лесного зверья и охотничьих приметах и сам касался цветов рукой так легко и бережно, словно это были живые бабочки. Заодно так же просто и с интересом расспрашивал: с кем играем, скоро ли приедут ленинградцы, знаем ли мы уже, где они разобьют свой лагерь. Ребята отвечали наперебой, с явным удовольствием: приятно, когда тебя так хорошо, так дружелюбно слушают!

– А штабную палатку я на вашем месте поставил бы вот тут: посмотрите, как славно!

Мы остановились. Здесь в самом деле было славно. Две старые, раскидистые березы наклонились друг к другу, и ветви их сплелись, образуя высокий зеленый шатер. Кругом разросся густой орешник, среди него там и тут звенели беспокойной листвой тонкие молодые осинки; зеленоватую кору их пятнал ярко-желтый кружевной лишайник, вспыхивающий, как золото, в солнечном луче.

В высокой траве шла какая-то своя, еле слышная жизнь: прополз зеленый жучок, сгибая травинку, что-то – должно быть, ящерица – юркнуло в заросль погуще, и на этом месте в зелени словно маленькая волна плеснула. Большие голубые колокольчики поднимались нам до колен; один вдруг сильно качнулся и загудел неожиданным басовым звоном – из него, пятясь, выбрался неуклюжий, как медведь, мохнатый шмелина и тяжело полетел восвояси, а колокольчик еще долго раскачивался на высоком стебле…

Было так красиво и так хорошо, что мальчишки совсем застыли – и опять настала тишина, какая бывает только в сердце леса, вдали от человеческого жилья.

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик;
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык, —

вполголоса произнес Владимир Михайлович. Я посмотрел на ребят. Словно отсвет прекрасных стихов прошел по всем лицам. Кто-то глубоко вздохнул. Король загляделся куда-то в чащу, и в его янтарных глазах я не увидел ни озорства, ни лукавства.

35. УНИВЕРСИТЕТ НА ДОМУ

На другое же утро мы – Король и я – отправились к Владимиру Михайловичу. Не было еще и девяти, когда мы подошли к деревянному домику под железной кровлей. Дом был обнесен решеткой; в одном месте она полукольцом выступала вперед, вплотную охватывая два дерева. Два огромных вяза росли здесь, тесно прижавшись стволами, сплетя и спутав ветви, словно обнявшись, и листва их смешалась. Палисадник зарос высокой травой, кустами сирени и акации. На круглой клумбе перед небольшой застекленной террасой не было никаких садовых цветов – в той же высокой траве пестро и ярко цвели маки, ромашки, васильки. Окна в доме были распахнуты настежь. Из одного выглянула немолодая женщина в темном платье.

– Сейчас, – сказала она без удивления и пошла открыть нам дверь. – Владимира Михайловича? Войдите. Он велел подождать, сейчас будет.