— Ты что, Жень?! — спросил гневно, но он, не обращая на меня внимания, все равно влез ко мне и, властно обняв, прижал меня к себе спиной.
Я так и замер, одна рука Женьки смело залезла в мои трусы, и через несколько секунд мой уже окрепший член под его пальцами стал требовать ещё больше ласки. Я застонал от мучительного напряжения и желания. Женька покрывал сзади мою шею горячими поцелуями, затем простонал мне в затылок:
— Не могу держаться, я только пообтираюсь, ты не бойся. — он стянул мои трусы чуть ниже, и его член стал тереться между моих ягодиц. Так томительно горячо стало в груди и между ног, что не выдержал и сам стал помогать ему. Его смазка уже потекла между ягодиц, так что и смазывать меня не было никакой необходимости.
— Входи, блин, Жень, не могу, хочу… — тихо просипел ему под ударами не входящими в меня члена. Он, задохнувшись будто, вдруг задрожав всем телом, с усилием, чуть сжав мои плечи, на выдохе сказал глухо:
— Погодь, погодь… — и замер, уже сильнее сжав мои плечи.
Понимая, что он сейчас вот-вот чуть не кончил, терпеливо ждал. Наконец он выдохнул и, повернув меня к себе, жадно поцеловал и спросил, заглядывая в мои глаза:
— Видишь, что ты со мной творишь?! Я люблю тебя, люблю тебя такого красивого, стройного, доброго и упрямого. Ты бесстрашный и в тоже время такой хрупкий. Тебя хочется защищать, тобой хочется дышать. Антон!!! Тобой хочется жить, каждый день вдыхать твоего счастья. Твоими глазами хочется смотреть на этот мир.
Мы целовались, наверное, вечность, сердце радостно стучало, билось за каждое его слово. Почему я не чувствовал это с другими женщинами, которых у меня было очень много? Почему именно ему я поверил? Не знаю, но дальше я окунулся с головой в водоворот чувственных прикосновений и жадно познавал и его тело. Всё было словно внове. Неужели поцелуй может принести столько радости и счастья? А ещё это не пошлое желание обладать, но и быть под ним!!! Почему я спокойно развожу свои ноги для него? Почему я сам не хочу накрыть его тело? Наверное, хочу… но сейчас мне так уютно, тепло и, наверное, защищенно быть под ним. Это ощущении силы, добра и любви от него накрывало меня своим щитом и заслоняло от всех бед и того бреда, в котором я находился. Мы игрались словно юнцы, познавая свои тела заново вновь и вновь, пока моя задница не онемела от его ударов в меня и не стала болезненно пощипывать не только внутри, но и снаружи. Я взмолился:
— Жееееень, не могу больше.
Он, что-то просипев, кончил в меня и, накрыв меня своим телом полностью, прошептал:
— Завтра будем всё утро отсыпаться, наверное, ты согласен?
Мычу согласно и, поворачиваясь к нему, замираю. На меня смотрит Князь, слезы страха, обиды и неверия помимо моей воли накатывают, а я молчаливо начинаю бороться с ним. Он крепко держит меня в своих железных объятиях, а я все равно тяну свои руки от него и егожу всем телом под ним.
— Ты отдался мне сам, по своей воле… так почему ты убегаешь? — спрашивает он меня.
Мотаю резко из стороны в сторону головой и не могу ничего сказать от рыданий, что охватили, казалось, все мое тело и сейчас волной двигались во мне. Отлив-прилив, всхлип, отлив-прилив, всхлип.
— Антох… успокойся, я всегда был рядом с тобой в этой человеческой оболочке. Но судьбе было угодно забрать тебя у меня под защиту ангелов. Они защищали тебя, а твой отец, один из высших демонов, не смог забыть твою мать, пошел даже на смерть, чтобы жить с вами. И поверь, он тоже защищал тебя, как мог, от моего обольщения. Он пошел на всё, чтобы быть с вами, и я завидую, что он был рядом с тобой, ведь я тоже полюбил тебя всей душой, едва увидел.
Молча смотрю на него и, обреченно замерев, спрашиваю:
— Я ничего не понимаю… в голове…
Тот, положив мне на губы палец, прошептал:
— Тогда я расскажу тебе всё сначала. Слушай и спрашивай, если что-то будет непонятно.
Киваю и пытаюсь выбраться, чтобы лечь поудобнее. Но Князь тотчас прижимает меня к себе обратно и шепчет:
— Условие: ты будешь лежать также. Тебе ведь удобно. Не лги мне только. — он укладывает меня действительно удобно на себя и, гладя мое тело, начинает рассказ: — Была война, ангелы, как всегда, вступились за вас. Помнишь то дерево, на котором ты сидел?
Киваю, пытаясь сдернуть его руку со своего члена, но он чуть сжимает его и продолжает говорить: