Дорога ветров

Король и его советник заключили сделку с дьяволом и убили первого слугу Господа.

Внезапно Гутвульф почувствовал себя за этим столом смертельно одиноким, словно человек, стоящий на вершине скалы, открытой порывам ледяного ветра. Бремя лжи и страха, тянущее его к земле, стало слишком тяжелым для него. Настало время искать спасения. Лучше быть презренным нищим и рыться в гниющей помойке в Наббане, чем оставаться в этом окаянном логове.

Гутвульф распахнул дверь в спальню и задержался на пороге, чтобы побольше свежего и прохладного коридорного воздуха проникло в душные покои. Подходила полночь. Он не слышал еще траурного звона колоколов на Башне Зеленого ангела, но чувствовал, что солнце давно скрылось и вокруг лишь промозглая холодная ночь. После того как граф ослеп, его глаза стали гораздо чувствительнее к малейшим изменениям температуры и влажности. И все-таки было что-то ужасное в том, что, поблекшие и незрячие, они годились теперь только для этого. Много ночей подряд он просыпался в холодном поту, напуганный жутким сном: он видел себя мерзкой бесформенной тварью с безглазыми отростками там, где должна быть голова. Он медленно полз куда-то, оставляя за собой следы слизи. Во сне он видел, но сознание, что он смотрит на самого себя, будило его, возвращая в давно уже ставшую привычной беспросветную тьму.

Гутвульф снова вышел в коридор, в который раз удивившись, что, выйдя из темной комнаты, остался в прежней темноте. Дверь за ним захлопнулась, храня тепло согретой камином комнаты. Граф поежился.

Через распахнутые окна до него доносилось бряцание доспехов часовых на стенах и свист ночного ветра в щелях и закоулках старого замка. Где-то сонно тявкнула собака, и с грохотом захлопнулась дверь в одном из коридоров.

Гутвульф застыл в нерешительности, потом сделал несколько шагов вперед. Если уходить, то уходить теперь же, нечего медлить и раздумывать. Стоит поторопиться — ночью весь мир слеп, как и он, они на равных и могут потягаться в хитрости и ловкости. Другой возможности не будет. У него больше не было сил общаться с тем, во что превратился его король, и уходить придется тайно.

Элиас теперь не нуждался в нем, как прежде; Правая Рука короля больше не участвует в битвах, но граф сомневался, что старый друг отпустил бы его без сожалений. Нелегко слепому покинуть замок, где у него всегда есть теплая постель и кусок хлеба, да к тому же бросить Элиаса, который защитил его некогда от гнева Прейратса. Все это напоминало предательство или, по меньшей мере, могло показаться таковым человеку, сидящему на драконовом троне. Но сейчас не было времени на подобные размышления. Надо было решить, куда теперь идти. Он спустится в Эрчестер и проведет ночь в соборе Святого Сутрина — собор пустует, а священники и монахи милостивы и благосклонны ко всем нищим, которые еще отваживаются провести там ночь. Утром он вместе с толпой выйдет из города и отправится по Старой Лесной дороге к Хасу Вейлу, а потом… Бог знает. Может быть, в степи, где, по слухам, выстроил укрепления мятежный Джошуа, может быть, в аббатство в Стеншире или где-нибудь еще, где можно будет надежно укрыться по крайней мере до тех пор, пока чудовищные игры Элиаса не разрушат весь мир…

Времени на размышления больше не было — ночь скроет его от посторонних глаз, а утро он встретит уже под сводами собора. Пора отправляться в путь.

Двинувшись вниз по коридору, он внезапно уловил за спиной неясный звук — чье-то слабое дыхание, незримое присутствие. Неужели кто-то явился, чтобы задержать его?! Он протянул руку, но она не нащупала ничего, кроме каменных стен.

— Кто здесь?

Никого. Но может быть, этот кто-то теперь притаился поблизости, не шевелясь, сдерживая дыхание, и смеется над его слепотой? Лоб графа покрылся испариной, ему показалось, что каменный пол качнулся у него под ногами. Гутвульф сделал еще несколько шагов и ощутил яростный зов серого клинка, его могучую силу и власть. Ему показалось, что стены исчезли, оставив его на открытом, ничем не защищенном пространстве, порыв ледяного ветра заставил его вздрогнуть. Что за наваждение?!

Слеп и беспомощен. Он почти плакал. Проклятие!