Дорога ветров

Справа показалась кристально прозрачная быстрая речка Аргуин-гол („Северная мелкая речка“). На берегу стояли юрты и несколько деревянных построек. Здесь помещался Гун-Нарин сомон („Глубокий узкий сомон“), относившийся уже к Убур-Хангайскому аймаку. Степь из-за отсутствия пыли и вихрей горячего воздуха казалась изумительно просторной. Впереди поднимались все выше южные предгорья Ханкая. Над ними ползли тяжелые дождевые тучи, казавшиеся мрачными в сравнении с солнечным простором равнины. На востоке даже в бинокль не виднелось высоких гор, к большому удовлетворению Рождественского. Только примерно в двадцати километрах от сомона можно было различить скопище острых голубых скал Барун-Ошиин Чулу („Западные Разрушенные Камни“), теснившихся странным частоколом на ровной степи.

Мы направились вверх по долине Аргуин-гола и попали в радостный мир сверкающей воды и свежей травы в рамке ярко-голубых скал. Невысокие обрывы кремнистых известняков были серовато-голубые, голубые и даже светло-синие. Иногда голубой обрыв нависал над сверкающим и струящимся кристаллом речки. Россыпи голубых плит выделялись на серебристых ковыльных склонах. Дальше голубые зубцы и острия увенчивали верхушки зеленых холмов. С неохотой оставили мы долину Аргуин-гола и полезли наугад прямо в отроги Хангая, в россыпи громадных гранитных камней, издали производивших впечатление то стад, то скопления юрт. Склоны гор мягко зеленели – действительно, здесь был простор аратским стадам и большие запасы корма для любой породы домашнего скота. Еще более высокие склоны преградили нам путь. Мы невольно заколебались, ехать ли дальше. Без проводника у нас не было уверенности в правильном выборе пути. Подъехав „в упор“ к склонам, мы внезапно выехали на превосходный автомобильный накат. По этой дороге, извивавшейся у подножий горных отрогов, мы в какие-нибудь полтора часа пролетели семьдесят пять километров и очутились в широкой долине реки Онгиин-гола „Плодородной реки“).

Еще по дороге встречалось множество цветов, среди которых преобладали бледно-лиловые ромашки с узкими лепестками. Они росли по пологим ложкам вдоль склонов и выделялись широкими лиловыми полосами среди серых гранитов и свежей зелени трав. В долине было много ярких синих и желтых цветов, и по всей степи шел узор цветистых пятен. Самые красивые цветы, какие я только видел в Монголии, встретились мне здесь. Это был особый вид ежовника – высокие тонкие стебельки, увенчанные густо-синими шариками соцветий размером с небольшое яблоко. Эти шары удивительно яркого и теплого синего цвета растут поодиночке и гордо торчат вверх, чуть покачиваясь. Издалека вся степь ровная и зеленая, а над ней, на высоте нескольких сантиметров, как бы реют в воздухе чудесные синие шарики.

Огромные стада овец и коров подтверждали богатство этой, новой для нас, области Монголии. Там и сям сновали всадники и всадницы в нарядных, ярких дели. Нам, привыкшим к безлюдью недоступных мест Гоби, такое многолюдство казалось невероятным. Араты весело приветствовали нас, но не задерживались и проезжали мимо по своим делам – видимо, наша автоколонна здесь никого не удивляла. Стада мохнатохвостых сарлыков (яков), то блестяще-черных, то серовато-белых, пристально рассматривали проносящиеся машины, нисколько не пугаясь. Один крупный, свирепого вида бык упорно гнался за концевой машиной.

Убур-Хангайский аймак – небольшой, но с хорошими деревянными домами, с красивыми воротами и заборами. Появились телеги, много автомашин. Приветливые аймачные начальники отвели нам для ночлега просторный дом, что было как нельзя более кстати, – ночью был сильный холод и бурный ветер.

Я заинтересовался переводом названий аймака: Арба-ин-Хере по-монгольски означает „Ячменный бугор“. Однако никаких посевов ячменя здесь от сотворения мира не производилось. Объяснение дал местный учитель – любитель истории. На бугре, где сейчас стоит аймак, был похоронен один из коней Чингисхана – Арбаин. Гнедая масть по-монгольски обозначается как ячменная – арбаин, и это слово было именем коня.

Эглон с Петруниным на следующий день к вечеру привезли с лесозавода прекрасные кедровые доски. Кедровый лес, прочный и необычайно легкий, был наиболее подходящим материалом для нужд экспедиции.