Дорога ветров

Это было бы так легко, подумал он, бережно охватив пальцами шею кошки. Легко. Легко. Потом, когда его пальцы чуть-чуть сжались, кошка начала мурлыкать. Ее горло вибрировало пульсом удовольствия и доверия, таким пронзительно прекрасным, как музыка ангельского хора. Второй раз за этот час Гутвульф разразился слезами.

Когда тот, кто некогда был графом Утаньята, проснулся, он не имел ни малейшего представления, сколько времени он проспал, но в первый раз за много дней почувствовал, что действительно отдохнул. Мгновение покоя прошло, как только он понял, что уютно устроившееся у него на коленях теплое тельце исчезло — он снова остался один.

Когда пустота снова обрушилась на него, он ощутил мягкое прикосновение к своей ноге. Потом маленький холодный нос тихонько коснулся его руки.

— Вернулась, — прошептал он. — Ты вернулась.

Он потянулся, чтобы погладить ее, но вместо кошки обнаружил, что сжимает что-то маленькое и теплое. Кошка замурлыкала, когда он ощупал то, что она подтолкнула к его бедру. Это была только что пойманная крыса.

Гутвульф сел, произнеся безмолвную благодарственную молитву, и дрожащими пальцами разорвал подношение. Половину он вернул организатору трапезы.

Глубоко под темной громадой Пика Бурь Утук'ку Сейт-Хамака внезапно открыла глаза. Она лежала неподвижно в ониксовом склепе, в котором была ее постель, глядя вверх, в абсолютную черноту своей каменной комнаты. Идя вдоль своей паутины по Дороге снов, она забрела в места, доступные только старейшим из бессмертных, и там, в тенях самых немыслимых и непредставимых вещей, она увидела нечто, чего никак не ждала. Серебряное лезвие беспокойства пронзило ее древнее сердце. Где-то на самом дальнем краю ее замыслов лопнула нить. Что это значит, она не знала, но в узоре, который она плела так долго и тщательно, появился теперь изъян.

Королева норнов села. Ее рука с длинными пальцами вцепилась в серебряную маску. Утук'ку надела маску, снова представ бесстрастной и равнодушной, как луна, и послала холодную быструю мысль. В темноте открылась дверь, и вошли темные фигуры, принеся с собой немного света — они тоже были в масках, и их маски были высечены из слабо светящегося бледного камня. Они помогли своей госпоже подняться с ложа и принесли белоснежные и серебряные царственные одежды, в которые облачили ее торжественно и молчаливо, как священники, пеленающие мертвого.

Когда она оделась, слуги торопливо удалились, снова оставив Утук'ку в одиночестве. Некоторое время она сидела в своей неосвещенной комнате; если она и дышала, то совершенно беззвучно. Только едва слышный треск древних корней горы нарушал абсолютную тишину.

Через некоторое время королева норнов поднялась и пошла по переплетающимся коридорам, которые ее слуги вырезали в плоти горы в мрачных пучинах прошлого. Наконец она пришла в Зал Дышащей Арфы и уселась на свой огромный трон из черного камня. Арфа парила в тумане, поднимавшемся из глубокого колодца; ее колеблющаяся форма сверкала в свете огней, горящих в глубине наверху. Лишенные Света пели где-то в лабиринтах Пика Бурь, и их глубокие голоса следовали за мелодией песен, которые были древними и запретными еще в Утерянном Саду, Венига Досай-э. Утук'ку сидела и смотрела на арфу, позволяя своим мыслям следовать ее хитросплетениям, в то время как влажные пары бездны встречались с ледяным воздухом зала, покрывая льдом ее ресницы.

Инелуки не было. Он ушел, как это случалось с ним иногда, в то место, которое и местом-то не было и куда мог отправиться только он — место, расположенное так же далеко за пределами сна, как сон за пределами бодрствования, так же далеко, как смерть лежит за пределами жизни. На сей раз королеве норнов придется с самой собой держать совет.

Хотя ее сияющее серебряное лицо было как всегда бесстрастным, Утук'ку тем не менее ощущала некоторое нетерпение, глядя в опустевший колодец. Времени оставалось мало. Целая жизнь для суетливых смертных была всего лишь мигом старейших. Так что короткое мгновение, которое оставалось между настоящим моментом и часом ее торжества, продлилось бы не более нескольких сердцебиений, если бы она этого захотела, но она не хотела. Каждое мгновение было драгоценным, каждый миг приближал победу — но чтобы она состоялась, ошибок не должно быть.

Королева норнов была озабочена.

2. НОЧИ ОГНЯ

Кровь Саймона, казалось, закипела в жилах. Он посмотрел вокруг — на покрытые белым одеялом холмы, на темные деревья, сгибавшиеся под пронзительным ветром — и удивился своему ощущению. Это было возбуждение; трепет ответственности… и опасности. Саймон чувствовал себя полным жизни.

Юноша прислонился щекой к шее Домой и похлопал ее крепкое плечо. Прохладная кожа лошади была влажной от пота.

— Она устала, — сказал Хотвиг, подтягивая подпругу на седле своей лошади. — Она не может скакать так быстро.

— Она в порядке, — огрызнулся Саймон. — Она сильнее, чем ты думаешь.

— Уж в чем в чем, а в лошадях тритинги разбираются, — бросил через плечо стоявший у дерева Слудиг, застегивая брюки. — Не будь таким гордецом, Саймон.