Дорога ветров. Том 2

Я посмотрел на часы. Близилось к полуночи. Шум ветра за тонкими глинобитными стенами не умолкал. Завывала метель, не наша — гобийская, несшая снег пополам с песком и пылью. Все спали, вплотную сдвинув койки, только за перегородкой в другой комнате возился повар. Через проем отсутствовавшей двери мне было видно, как Никитин тер слипавшиеся глаза.

— Иван Николаевич, — позвал я, — ложитесь спать!

— Так ведь надо все заготовить на два дня. Пока там найдем место, станем лагерем…

— Можете спать, завтра не поедем: видите, что делается.

Повар обрадовано взглянул на меня, в несколько минут убрался и затих. Не хотелось выходить из теплого дома в бурную и морозную тьму. Но мы с Громовым мужественно преодолели несколько шагов до палатки, в которой давно и беззаботно храпели Эглон и Орлов. Растопили печь. Едва палатка чуть обогрелась, мы забрались в мешки — долго топить не годилось: палатка намокла бы от подтаявшего снега.

Еще день стояли мы в аймаке. Все дела были сделаны, наблюдения приведены в порядок, и все с радостью следили, как быстро испаряется выпавший снег, именно не тает, а испаряется. Непривычная картина белых холмов и равнин уступала место давно знакомой — камни, щебень, песок и сухая трава…

Глава шестая «Богатый стол»

Незнакомый начальник — тигр.

Незнакомая местность — ад.

Старая поговорка

вадцать шестого октября, в холодных рассветных сумерках, мы взяли курс на черный гребень, видневшийся на юго-западе. Разделившись на три группы, мы довольно быстро осмотрели горы Тушилге («Спинка») и Чойлингин («Вытянутый»), а также окружающие их рыхлые породы верхнемелового возраста. Мы пытались установить характер связи этих рыхлых пород с многочисленными обломками костей динозавров, захороненных в них, и слагавших горы уплотненных и перемятых в складки песчаников и углистых сланцев верхнеюрской эпохи.

Мне достались горы Чойлингин. Черные породы нагрелись на солнце, в защищенных от ветра ущельях было жарко. От торопливой ходьбы пот катился по лицу градом. Наконец я утомился и присел покурить на остатке стены в развалинах старого монастыря. Монастырь был, видимо, беден и невелик — стены домов сложены из неровных кусков тех же черных камней, какие валялись вокруг. Высоко, в самой глубине горного массива, в замкнутой со всех сторон разнокалиберными уступами долинке спрятались эти развалины. Сюда заходил только слабый ветерок, шелестевший нетронутым дерисом. Я с наслаждением затягивался из толстой самокрутки — редко удавалось покурить так, чтобы ветер не раздувал папиросу, не сыпал искрами на одежду и руки, не забивал дым обратно в нос и в рот…

Выбравшись из гор, я спустился до последнего уступа и с него увидел наши машины на темной и пустой равнине. Два ширококронных хайляса виднелись в стороне. Я разглядел в бинокль Громова и Данзана близ машины — значит, они уже выполнили свою задачу.

Проехав дальше, мы увидели, как базальты покрывали толстым слоем серые меловые песчаники с костями динозавров. Темно-коричневая масса базальта была начинена, словно салатом из редьки, круглыми и плоскими белыми включениями — халцедонами. Несчетное множество халцедонов попадалось здесь среди щебня — доказательство, откуда берутся халцедоны в гобийском щебневом панцире. Некоторые участки базальтового покрова были развальцованы, раскатаны, как тесто, еще во время излияния лавы, когда полузастывшая лава верхних слоев плющилась и тянулась над напором горячей.

Чтобы двигаться дальше на юг, пришлось пересечь небольшую котловину, окаймлявшую горы Чойлингин и Шарилин («Мумийный, мощевой»), выбраться на плоскую возвышенность и поехать по едва видному автомобильному следу вдоль края котловины. Здесь тянулись обрывы серых и светлых глинистых песчаников нижнего мела с совершенно замшевой поверхностью. Против двух хайлясов обрывы стали особенно живописны.

Скоро мы заметили вблизи дороги, на склоне борта котловины, гигантский ствол окаменелого дерева. Шесть кусков было в этом разломанном почти на равные части одиннадцатиметровом бревне около метра в диаметре. Железные слои красными потеками пятнали темно-серую, чугунного цвета и вида, поверхность ствола, сохранившую в то же время полное подобие обветшалой и размочалившейся древесины. Замещенная кремнем и железом, древесина навсегда сохранила тот вид, с которым бревно затонуло в осадке, принесенное издалека рекой, восемьдесят миллионов лет назад. Теперь вода, ветер, солнце и мороз разрушили рыхлые породы вокруг, и ствол остался, как на блюде, на пологом откосе, несокрушимый и такой тяжелый, что силы размывания не смогли его передвинуть. Мы долго любовались гигантом исчезнувших лесов, пролежавшим в земле такое невообразимое время. Я мечтал забрать весь ствол для музея Академии наук в Москве — такие большие и хорошо сохранившиеся стволы встречаются очень редко. Однако не было никакой возможности взять хотя бы один из кусков, весивших больше тонны каждый. Поэтому я ограничился только тем, что сделал несколько снимков.