Дорога ветров. Том 2

Скоро явились с Баин-Ширэ Эглон с Рождественским, и мы всей научной силой двинулись в горы Хара-Хутул на „Козле“ и „Дзерене“. Снова, как и в 1946 году, по красной котловине и старинной караванной тропе с белыми обо понеслись наши машины. В этом году Восточная Гоби повсюду была безлюдной: бескормица заставила аратов перекочевать на север. Перекочевками ведали специальные правительственные уполномоченные, заранее распределявшие районы пастбищ. Благодаря этому массовая перекочевка больше не была для гобийцев бедствием. С уходом людей появились дикие животные — там, где два года назад ходили табуны лошадей, мы наткнулись на стадо кабарожек. Машины шли быстро, и расстояние между ними и животными сокращалось. Ярые охотники Малеев и Рождественский уже приготовились стрелять, но тут кабарги резко повернули. Их серые шкуры в высоком солнце казались неясными, будто призрачными. Серыми тенями неслись легкие животные над большими кочками такого же, как они, желто-серого дериса. Кочки почти непроходимы для машин, и преследование пришлось оставить.

Впереди нас ожидало еще большее разочарование. Машины быстро приближались к черному гребню Хара-Хутул. Наш „Дзерен“ шел впереди, так как я выполнял обязанности проводника. Внезапно на гребне выросли пять архаров. Крупные животные чеканно выделялись на фоне неба. Застывшие, как статуи, высоко подняв головы, животные смотрели на невиданные машины. Мы все тоже видели их впервые, и Малеев растерялся. Ему не пришло в голову, что такие крупные звери могут быть дикими, и он принял архаров за новую породу рогатого скота. Неуверенно подняв винтовку, Малеев выстрелил в гребень горы. Архары исчезли в одно мгновение. Буря негодования обрушилась на наши головы от подъехавших на „Козле“ товарищей. А я, признаться, был только рад: уж очень красивы были животные с могучими, точно отлитыми из металла, мускулистыми телами…

Набрав воды в роднике, мы поднялись на плоскогорье и расположились там лагерем. Исследователи рассыпались во все стороны и только вечером собрались все вместе. Поразительно теплая и душная ночь была насыщена электричеством. Металлические предметы — болты и запоры на кузовах машин, мушки винтовок — светились слабыми огоньками. Волосы потрескивали под пальцами, а куски кошмы, которыми пользовались для спанья, превратились в электрические конденсаторы. Достаточно было провести рукой по кошме, чтобы вызвать холодное голубое пламя, отчетливо видимое во мраке безлунной ночи. Новожилов, ненавидящий скорпионов и всякую подобную, как он выражался, „нечисть“, был озадачен появлением крохотных огоньков, там и сям светившихся из кошмы. Приняв их за глаза бесчисленных скорпионов, он перебрался со своей постелью на крышу „Дзерена“. Как он умудрился проспать там, не свалившись, мне до сих пор непонятно. Рождественский утром клялся, что не спал всю ночь из-за Новожилова — ему якобы мешал стук зубов закоченевшего палеонтолога, усилившийся в предрассветном холоде.

На следующий день исследования продолжались, принеся много интересных открытий и находок. Особенно запомнились мне гигантские окаменелые пни таксодиев — болотных кипарисов, открытые Новожиловым и Малеевым в глинах северной стороны горы. В промоинах, обрывах и на вершинах холмов эти остатки гигантского леса широко простирали свои корни, рассыпаясь целыми горками окаменелых щепок. Некоторые пни достигали четырех метров в диаметре, выделяясь светло-серыми холмиками среди красноватых песчанистых глин. Этот участок древней почвы, затопленного водой болота, существовавшего здесь около восьмидесяти миллионов лет назад, с востока и юга обрамлялся полосой песчаников. Песчаники заполняли канал, некогда промытый одним из протоков подводной дельты в затопленном таксодиевом лесу.

В песчаниках мы нашли огромные конкреции — стяжения из твердого как гранит песчаника, похожие на большие колеса. Внутри каждого „колеса“ был заключен отдельный позвонок гигантского ящера — зауропода. Кроме позвонков, встречались отдельные части черепа, массивные кости конечностей кое-где и почти целые черепа хищных динозавров. К сожалению, все это было настолько разрушено выветриванием, что уже не представляло научной ценности. Лишь в одном месте, вниз по течению древнего потока, Рождественский нашел целую глыбу с тазом стегозавра — растительноядного ящера с гребневидными рядами шипов на спине. Теперь мы ясно могли восстановить картину того времени (слои Хара-Хутул относились к нижнемеловой эпохе).