Дорога висельников

– Было бы на что смотреть. Но никому не нужно, чтоб ты простыла и задержала нас в пути.

– Да говорила же я, что не мерзну!

– Да, а руки у тебя от жары трясутся… Капитан, переправляйтесь там же, где и мы. Я приведу лошадей. Ингоз сам нас найдет.

Хотя приказывать – это вроде была привилегия Сигварда, он не стал возражать Перегрину. Поскольку тот пока предлагал самое разумное.

Каждый из своей одежды отдал что-то Сайль, на время, пока ее собственная одежда не высохнет. Ну и безрукавка, прикрывавшая багаж от воды, пришлась к месту.

Вопреки утверждению о немерзлячестве, Сайль, казалось, сильно побледнела. Потом Сигвард вгляделся и понял – это была вовсе не бледность. Просто с ее лица смылись сажа и копоть. И это делало облик Кружевницы несколько непривычным.

Затем воспоследовало еще одно открытие. За это время ее волосы успели немного подсохнуть, приобретя свой естественный оттенок, и Сигвард удивленно заметил:

– Так ты рыжая!

– Имеешь что-нибудь против рыжих? – огрызнулась она.

– Ничего. Так тебе даже лучше.

Тут их беседа (не вполне соответственная времени и месту) была прервана появлением Ингоза. Вполне триумфальным появлением, надо сказать, ибо он вел за собой двух загруженных лошадей.

– Я нашел их лагерь! Забрал только этих двух, а остальные – клячи хуже монастырских, я их отпустил. Повезет им – разбойников встретят, не повезет – волков. И кое-что из жратвы нашел, а то некоторые хвастались добычливостью своей… – Взор его пал на Сайль. – О! Кружевница! Тут было предположение, что ты померла. – Он скромно умолчал, что предположение это исходило от него. – Но такое… э-э-э… существо, как ты, наверняка не утонет.

– Думаешь, мне суждено быть повешенной? Что ж, должна же Дорога Висельников как-то оправдывать свое название.

Перегрин тем временем занялся костром, набрав хвороста. Ингоз выложил трофеи – хлеб и солонину. Не бог весть что, но все слишком устали, чтоб привередничать.

Сайль, убедившись, что ее рубаха и штаны по-прежнему сырые и еще долго не высохнут, снова села и принялась раздирать космы пятерней.

Перегрин протянул ей гребень, который носил на поясе. Она покосилась на этот предмет обихода с подозрением.

– Причешись как следует, – с нажимом сказал Перегрин. Что вызвало вполне оправданный ответ:

– Я не собираюсь, как всякое бабье, перед мужиками охорашиваться – патлы взбивать, чтоб прельщать дураков!

– Ты ведешь себя гораздо хуже. Всем своим видом и своим поведением ты говоришь: «Ах, я несчастное, замурзанное дитятко! Позаботьтесь обо мне, накормите меня, вытрите мне нос!» И находятся люди, включая присутствующих, которые на это покупаются.

– Полегче! Я сроду ни у кого на шее не сидела! Дорога получает от меня в сто раз больше, чем дает.

– Я не о работе, а о повседневной жизни. Ты не заботишься о себе, значит, желаешь, чтоб о тебе заботились другие. Как неразумный ребенок. Если хочешь, чтоб тебя считали взрослой, – веди себя соответственно.

Она с угрюмым видом взяла гребень.

– Что, уели тебя? – усмехнулся Ингоз.

– Знаешь что? В следующий раз, когда вас будут убивать, я поступлю, как мне только что посоветовали. Позабочусь о себе.

С этими словами Кружевница встала и пошла прочь. Как будто ей не причесываться предстояло, а заново раздеваться донага.

– Вы поосторожнее, мэтр, – предупредил Ингоз. – А то это «несчастное дитя» нас всех взорвет, когда уснем. С нее станется.

Сигвард спорить не стал, хотя Перегрин косвенно задел и его. Он не мог не признать, что в словах старика была правда. Однако в данный момент он обратил внимание на другое. Перегрин не то чтобы стал хуже относиться к Сайль – но разговаривал с ней не в пример менее учтиво, чем в первые дни.

– Что бы ни случилось, войну с Куаллайдом мы Дороге обеспечили, – сказал Сигвард, ни к кому не обращаясь.

– Он может натравить своих людей на нас, но не попрет против Дороги.

– Мы все служим Дороге. И мы перебили его охрану. Кто первым начал – значения не имеет.

– Боюсь, капитан, что вы правы, – откликнулся Перегрин. – Мы понапрасну потратили полдня. До темноты не так уж много времени. И я за то, чтобы до ночи продвинуться дальше.

– Мэтр, в лагере никого не осталось! – возразил Ингоз. – А если даже кто-то и удрал, раньше чем через три дня до рудников Куаллайда он не доберется. За это время мы уйдем далеко.

– Ваш друг Пандольф вряд ли раньше соберет людей. Я не хотел бы, чтоб очередная потасовка снова задержала нас на пути к цели.

– А что будет на обратном пути, вас не волнует? – спросил Сигвард.

Вернулась Кружевница, молча протянула Перегрину гребень. Он покачал головой:

– Оставь себе.

Возможно, в будущем ей предстояло восстановить сноровку в обращении с гребнем, но сейчас как следует причесать волосы она не сумела – или не захотела, – и они рыжеватым облаком окружали голову. Лицо казалось каким-то чужим, словно прежнее речная вода смыла вместе с сажей. И это лицо не то чтоб было неприятным – оно было правильным, с четкими чертами и россыпью веснушек, почти сливавшихся с загаром, – но к прежнему Сигвард успел привыкнуть.