Дорога во Францию

В полдень нам принесли новую миску с тюрей. Меню наше не блистало разнообразием, и я уже начинал жалеть об аргоннских каштанах. Но что делать, надо было довольствоваться и этим, тем более, что маркитант своим разбойничьим видом и лисьей физиономией как будто говорил: «И это слишком хорошо для вас!»

Боже правый! Я с наслаждением бросил бы ему эту миску в голову! Но благоразумнее не лишать себя еды, подкреплять силы, чтобы в последнюю минуту не ослабеть!..

Я настаивал, чтобы Жан разделил со мной скудную трапезу; он понял мою цель и немного поел. Мысли его были не здесь, они были в домике Ганса Штенгера, около матери и невесты. Он произносил их имена, звал их. Иногда в каком-то безумии бросался к двери, чтобы идти к ним и падал на землю. Он не плакал, но тем страшнее был его вид; слезы облегчили бы его, но их не было, и сердце мое разрывалось при виде его отчаяния.

Между тем по улицам проходили солдаты, держа ружья вольно; за ними следовали другие колонны, шедшие через Дангве. Трубы и барабаны молчали. Неприятель тихонько пробирался к Эну, где, вероятно, уже собралось его много тысяч. Я бы хотел знать кто это: пруссаки или австрийцы?.. Впрочем, не все ли равно. Ни одного выстрела не раздалось в западной части Аргонны, и все входы во Францию широко раскроются перед ними! Их даже не защищают больше!

Около десяти часов вечера в нашей комнате появилось несколько солдат. Это были пруссаки, и я с ужасом узнал форму Лейбского полка, прибывшего в Лонгве после встречи с добровольцами в Аргоннском лесу.

Нас вывели из дома, предварительно связав за спиной руки.

Жан обратился к командовавшему отрядом капралу с вопросом:

– Куда нас ведут?

Вместо всякого ответа, этот негодяй вытолкнул нас прикладом на улицу. Мы были вполне похожи на несчастных, приговоренных к казни без суда, а между тем я был взят безоружным! Но попробуйте-ка поговорить об этом с этими варварами, – они рассмеются вам в глаза!

Наш отряд направился по улице деревни Лонгве, спускающейся к опушке Аргонны и соединяющейся за деревней с дорогой в Вузье. Пройдя шагов 500, мы остановились посреди полянки, на которой стоял лагерем Лейбский полк.

Через несколько минут мы были перед полковником фон Гравертом.

Он только взглянул на нас, не проронив ни слова; затем, круто повернувшись, дал сигнал к походу, и весь полк двинулся вперед.

Тут я понял, что мы должны предстать перед военным советом, что наше убийство будет несколько оформлено и что мы были бы казнены сию минуту, если бы полк оставался в Лонгве. Но события не ждали, и союзники, по-видимому, принуждены были торопиться, чтобы опередить французов у Эна.

Дюмурье, узнав, что неприятель завладел проходом Ла-Круа-о-Буа, принялся действовать по новому плану. План этот состоял в том, чтобы снова спуститься по левой окраине Аргонны до прохода Дез-Иллет, и таким образом иметь в тылу занимающего этот проход Дильона. При таком маневре войска наши будут обращены фронтом к колоннам Клерфайта, идущим от границы и к колоннам Брауншвейга, которые идут со стороны Франции. Нужно было ожидать, что как только очистится Гран-Пре, пруссаки перейдут Аргонну, имея задачей отрезать путь в Шалон.

В ночь с 15-го на 16-ое Дюмурье тихонько очистил свою главную квартиру, и, перейдя оба моста через Эн, остановился со своими войсками на высотах Отри, в четырех лье от Гран-Пре. Отсюда, несмотря на панику, дважды произведшую беспорядки среди солдат, он продолжал двигаться к Дам-мартен-сюр-Ганс, чтобы достигнуть Сент-Менегуль-да, расположенного в конце прохода Дез-Илетт.

Так как пруссаки должны были выйти из Аргонны через проход Гран-Пре, Дюмурье в тоже время принимал все меры к тому, чтобы лагерь, расположенный в Эпин, на пути к Шалону, не мог быть взят, в случае если неприятель атакует его, вместо того чтобы броситься на Сент-Менегульд.

В это время генералы Бернонвиль, Шазо и Дюбуке получили приказание присоединиться к Дюмурье, а этот последний торопил Келлермана, покинувшего Мец 4 сентября идти скорее вперед.

Если все эти генералы в точности исполнят приказание, Дюмурье будет иметь в своем распоряжении 35 000 человек.

Брауншвейг со своими пруссаками колебался, прежде чем окончательно выработать план кампании, но, наконец, решился через Гран-Пре выйти из Аргонны, чтобы завладеть шалонской дорогой и, окружив французскую армию у Сент-Менегульда, заставить ее положить оружие.

Вот почему Лейбский полк так быстро покинул Лонгве, а мы отправились вверх, по течению Эна.

Погода была скверная, туманная, дождливая; дороги были размыты. Мы шли почти по пояс в грязи. Идти так со связанными руками, вот мученье-то! Право, лучше бы они нас сейчас же расстреляли.

Как скверно обращались с нами эти пруссаки! Какие оскорбления бросали нам в лицо!

А этот Франц фон Граверт раз десять подходил к нам. Жан едва сдерживался, его связанные руки так и чесались схватить лейтенанта за шиворот, и задушить, как вредное животное.