Дорога во Францию

То же слово «француз» вырвалось и у Жана. Он походил на человека в припадке внезапного безумия. Его голос так захватывало от волнения, что я не мог разобрать его слов.

– Француз!.. Я француз! – воскликнул он. – Ах, мама! Марта!.. Я француз!

И в порыве благодарности Господу Богу он упал на колени.

Между тем госпожа Келлер, поднявшись с земли, произнесла:

– Теперь, Жан, тебя уже больше не заставят сражаться против Франции!

– Нет, мама!.. Теперь мое право и долг – сражаться за нее.

Глава двадцать четвертая

Жан увлек меня, не теряя времени на объяснения. Мы присоединились к французам, бросившимся вон из леса, и пошли с ними по направлению пушечных выстрелов, производивших непрерывный грохот.

Я старался разобраться в происшедшем, но ни до чего не мог додуматься. Каким образом Жан Келлер, сын немца, мог оказаться французом? Непонятно! Все, что я могу сказать, – это, что Жан собирался сражаться в рядах французов и я вместе с ним.

Теперь надо рассказать о событиях, ознаменовавших утро 20 сентября и о том, каким образом отряд наших солдат оказался так своевременно в маленьком лесочке у шалонской дороги.

Читатель помнит, что в ночь на 16 сентября Дюмурье очистил Гран-Пре, имея в виду занять позиции при Сен-Менегульде, куда он прибыл на следующий день, сделав переход от 4 до 5 лье.

Против Сент-Менегульда расположены несколько возвышенностей, отделяющихся друг от друга глубокими оврагами.

Подножие этих возвышенностей защищено плывучими песками и трясинами реки Ор вплоть до того места, где эта река впадает в Эн.

Возвышенности носят следующие названия: направо – горы Гирон, расположенные против Лунных холмов, налево – горы Жизокур. Между ними и Сент-Менегульдом расстилается нечто вроде болотистого бассейна, через который проходит шалонская дорога. Над поверхностью этого бассейна высовываются холмы меньшей величины, между прочим, так называемая мельница Вальми, возвышающаяся над деревней того же имени, приобревшей такую известность 20 сентября 1792 года.

Тотчас же по приходе сюда, Дюмурье занял Сент-Менегульд, имея в тылу корпус Дильона, защищавший проход Дез-Илетт от всякой прусской или австрийской колонны, которой вздумалось бы проникнуть в Аргонну через это ущелье. Здесь, у Сент-Менегульда, солдаты Дюмурье, вдоволь снабженные провиантом, чествовали своего генерала, дисциплина которого была очень строга, особенно по отношению к ничего не стоившим добровольцам из Шалона.

Между тем, Келлерман, оставив Гран-Пре, отошел назад, так что 19-го был еще в двух лье от Сент-Менегульда, в то время как Бернонвиль с 9000 человек вспомогательной армии из Мольда был уже на месте.

По расчету Дюмурье, Келлерман должен был основаться на высотах Жизокур, поднимающихся над Лунными холмами, к которым направились пруссаки. Но, не поняв приказания, Келлерман с генералом Балансом и герцогом де Шартр занял плоскогорье Вальми, причем герцог, бывший во главе 12 батальонов пехоты и 12 эскадронов артиллерии особенно отличился в этом сражении.

Тем временем приближался Брауншвейг, в надежде отрезать шалонскую дорогу и вытеснить Дильона из Дез-Илетт. Если ему это удастся, то Сент-Менегульд будет окружен 80 000 человек с присоединившейся к ним кавалерией эмигрантов и Дюмурье с Келлерманом вскоре принуждены будут сдаться.

Все это было вполне возможно, так как высоты Жизокур не были заняты французами, как того хотел Дюмурье; если пруссаки, уже овладевшие Лунными холмами, займут Жизокур, то все позиции французов окажутся в середине неприятельского огня.

Прусский король сообразил все это и вот почему, вместо того, чтобы, следуя совету Брауншвейга, двигаться на Шалон, отдал приказание атаковать, надеясь сбросить Дюмурье и Келлермана в трясине Сент-Менегульд.

Около 12 часов утра пруссаки стали в полном порядке спускаться с Лунных холмов и остановились на полдороге.

Именно в эту минуту, в начале сражения, прусская колонна встретилась на шалонской дороге с арьергардом Келлермана, часть которого бросилась в лесок, обратив в бегство взвод собиравшихся расстреливать нас пруссаков.

Мы с Жаном были в самом пылу схватки, именно там, где я разыскал своих товарищей Королевского Пикардийского полка.

– Дельпьер? – воскликнул один из офицеров моего эскадрона, заметив меня в момент, когда пули стали особенно сильно косить наши ряды.

– Здесь, капитан, – отвечал я.

– Ты вовремя вернулся!

– Как видите, капитан. Как раз вовремя, чтобы драться!

– Но ведь ты пеший?..

– Так что же, капитан, я и пешим не меньше дела сделаю!

Нам с Жаном дали по ружью и по сабле; аммуницию мы надели прямо на наши лохмотья, и, если у нас еще не было формы, так это только потому, что полковой портной не успел снять с нас мерки!

Должен сознаться, что в начале французы были отброшены; но тут подоспели карабинеры генерала Баланса и водворили расстроившийся на минуту порядок.