К чему был этот наш ночной разговор?
Не знаю.
Может, я надеялся на то, что Петр такой умный, что сумеет найти выход……Я вновь вышел под звезды, постоял на балконе, потом ушел в комнату. А фиолетовая луна осталась…
Художник Василий Никитин
…Заоконный дождь пузырился на лужах и монотонно шумел, как недовольная толпа за плотно закрытыми, крепкими воротами.
Не угрожая, и все-таки, создавая неуют.
Новизна ощущений психодромного существования прошла очень быстро, уступив место тоске.
В первый же вечер оказалось, что все население – это просто пьяницы, алкоголики – в общем, те, кого мы ежедневно видим на улицах.
Только на обычной улице они не так концентрированы, слегка разбавлены остальными людьми, и, потому, более терпимы в своей никчемной серости.
Или серой никчемности.
И объединяла их даже не склонность к выпивке, а какая-то общая для них всех человеческая кустарность.
Там, на воле, каждый из них, выпив, становился буйным, говорливым, шумным, матерным – в общем, проявлял индивидуальность. А здесь, глубоко протрезвев, лишившись привычного стимулятора активности, все невдруг становились бесцветно будничными, как труд рабочего у станка.
Правда, еще более бессмысленными.
Бесследными.Не мной замечено.
Трехминутная драка, двухнедельная пьянка, однодневная связь со случайной женщиной оставляют в памяти куда более глубокий след, чем монотонная многомесячная одинаковая работа.
Не мной замечено.
А кем?
Кажется Петей Габбеличевым.Все те, кто меня окружали в больнице, все время что-то делали, чем-то занимались, но вся их деятельность была насажена на какой-то невидимый стержень, не удерживающий никого, а просто позволяющий скользить по себе не придумывая и не задумываясь над смыслом дела. И стержень этот назывался: «никчемность».
Я пытался разговаривать с пациентами доктора Зарычева о самых простых вещах – о футболе, о женщинах. Но наткнулся на безразличие даже в этом.
«…Наверное, здесь очень легко сойти сума», – подумал я.
И, возможно, я подумал бы еще о чем-нибудь, но ко мне подошел санитар.
Это был первый санитар-мужчина встреченный мной вплотную в этом доме – в нашем отделении работали только медсестры. Это я отметил очень быстро.
– Не знал, что нашему отделению требуются санитары, – сказал я ему, чтобы что-то сказать. И он ответил мне:
– Санитары требуются везде…– А потом, я только совсем не давно в этом отделении. Раньше я находился на этаж ниже, – этажом ниже находилось отделения легкопомешанных, хотя, наверное, эти люди в медицине называются как-то иначе.
– Там, для санитара, наверное, больше работы? – спросил я для того, чтобы как-то поддержать разговор.
– Там, я санитаром не был…От этих слов я испытал некоторую оторопь.
И он увидел это:
– Не переживайте, я излечился полностью.
И тогда я совершил самый естественный для любого места, кроме того, в котором находился я, поступок.
Естественен ли этот поступок для таких мест, как психиатрическая больница, я не знаю. Наверное, потому, что я не знаю, что для таких мест, как психиатрическая больница – неестественно.
Я протянул санитару пачку с сигаретами и сказал:
– Расскажите …если хотите…