Всё ясно, усмехнулся Луций. И за Данувием всем подай хлеба и зрелищ! Чтоб вам подавиться тем хлебом.
Он перевел глаза пониже и прочитал следующее объявление, немало его позабавившее:
«Граждане Сармизегетузы! На выборах в квинквенналы не голосуйте за Децима Лукреция. Он вор и бездельник. Коллегия носильщиков».
Луций вертел головой, осматривая новенькие дома, сработанные из тесаных каменных блоков, и старые жилища первопоселенцев – бревенчатые, серые от дождей и солнца.
Он запоминал все ходы и выходы Колонии Ульпия Траяна, но Гай понял его по-своему.
– Сейчас, – сказал он, мешая в речи важность с небрежностью, – сейчас подыщем себе пристанище!
Они как раз проезжали мимо ворот постоялого двора, и трибун-латиклавий свернул под вывеску, на которой было выведено неровно, но ярко: «Серебряный денарий».
За воротами обнаружились длинная приземистая конюшня и основательный дом с террасой, выстроенный из камня. Крыша, правда, была из снопов соломы, но это уже придирки.
Когда Гай спрыгнул с коня и отряхнул пыль, на террасу вышел легионер – плотно сбитый коренастый малый в лорике плюмата, чешуйки которой напоминали перья птицы. Защитная юбка-птерига и кожаные пластины, закрывающие предплечья коренастого, были обшиты бахромой.
– Аррий! – радостно заорал легат. – Здорово, принцип!
Коренастый осклабился.
– Сальве, латиклавий! – хрипло забасил он. – За что тебя сюда сослали?
Гай весело захохотал. И тут из низкой двери, пригибая голову, выбрался еще один знакомец – худой нескладный молодчик в кольчужной безрукавке лорика хамата с кельтской накидкой, закрывающей плечи и скрепленной на груди крючком.
– Узнаешь?! – закричал ему Аррий.
Худой вытаращился на Гая Антония, и по губам его поползла улыбка узнавания:
– Никак Гай?
– Я! – захохотал легат. Обернувшись к Луцию, он оживленно проговорил: – Это Аррий Серторий Фирм! А это Кресцент, он был аквилифором в моем легионе! Вот так встреча!
– За это надо выпить! – решительно заявил Аррий.
– Пошли! – разбушевался Гай. – Я угощаю! Обнявшись, друзья-однополчане скрылись за дверьми харчевни.
Луций хмыкнул.
– Я так понимаю, – протянул Бласий Созомен, – что ужин откладывается до завтрака?
– Или до обеда, – пробурчал Рубрий Эвпорион.
– Надо же кому-то наставлять молодежь, – усмехнулся гладиатор-аукторат. – Ладно, ребята, оставляем коней здесь, и за мной – завалялась у меня пара денариев… Угощу вас здешней похлебкой – чорба называется. Даки туда фасоль кладут, перец и обжаренный свиной окорок.
– Ммм… – застонал Тиций Аристон. – Скорее давайте! Жрать же хочется!
– А еще, – с увлечением продолжал Луций, – у даков восхитительная сливовочка имеется! Они говорят «цуйка»!
– Цуйки мне! – заорал Бласий. – И чорбы!
Похохатывая, подчиненные Гая Антония Скавра спешились, привязали коней и направили стопы к ближайшей харчевне.
Ночевать им пришлось на конюшне, но аппетитная чорба и забористая цуйка сильно подняли тонус и скрасили действительность.
Утром Луция разбудили – двое незнакомых легионеров приволокли Гая.
– Ты будешь Луций Эльвий? – спросил левый.
– Я буду Луций Эльвий, – подтвердил гладиатор.
– Куда его? – осведомился правый, тряхнув трибуна-латиклавия. Нечесаная голова перекатилась по пластинам торакса. Гай загреб ногой и промычал.
Луций поморщился и показал на поилку. Легионеры подтащили свою ношу и небрежно покинули у деревянной колоды, выдолбленной под корыто. Гай вякнул, сделал движение рукой и повалился наземь.
К Луцию подошел Бласий.
– Освежить его? – поинтересовался он. Эльвий покачал головой.
– Не надо, пусть проспится. Всё равно от него толку не будет. На-ка вот… – Он отсчитал несколько ассов и передал их Созомену. – Сходи, купи лепешек и сыру.
Бласий кивнул и ушел. Луций, уперев руки в колени, склонился над Гаем.
– Пьяная ты свинья, – сказал он неуважительно, – щенок дрисливый!
Пошарив в кошеле на поясе у трибуна-латиклавия, он обнаружил целых два денария.
– Надо же! – удивился Луций. – Не всё пропил! Оставив «командира» досыпать у поилки, он пошел на поиски хозяина – надо было накормить лошадей. Животные не виноваты, что людьми берутся командовать дураки.
Гай спал до обеда. Спал на виду у всех постояльцев, раскинув ноги и привалясь к поилке. Чья-то лошадь, серая в яблоках, дотянулась до него и лизнула в лоб. Трибун расплылся в улыбке, не просыпаясь, завозился, издавая невразумительные фонемы, отдаленно напоминающие выражение признательности.
Доев остатки хлеба и сыра, Луций взялся за Гая. Схватив «командира» за пояс, он поднял его и окунул головой в поилку. Легат заверещал, зафыркал, выгнулся, разбрасывая брызги. Пуча глаза, открывая и закрывая рот, как рыба, он обернулся к Луцию.
– Ч-чего? – спросил он в полном ошеломлении. – К-как?
– А никак, – хладнокровно ответил Эльвий. – И ничего.
– В смы-ысле? – промычал Гай.
– Ты где вчера был, командир?
– К-как где? С друзьями!
Легат моментально оскорбился и встал в позу.
– Я что, – надменно сказал он и пошатнулся, – я что уже, права не имею с друзьями выпить?