Сергий оглянулся назад – пусто, никого не видать, даже пыль не поднимается, выдавая преследователей. Отряд всё дальше уходил в степь. Гладкой ее назвать было бы неправильно, степной простор подымался и опускался, но подъемы и спуски были настолько незаметны, что глаза видели равнину, не замечая изгибов рельефа. Это бросалось в глаза там, где травянистую гладь разрезали глубокие балки, проточенные потоками воды.
Теснясь и выглядывая друг из-за друга, пологие холмы, буро-желтые, вдали лиловые, сливались в возвышенность, она тянулась и тянулась, то ли вперед, то ли забирая кверху, и исчезала в туманной дали, там, где небо сходилось с землею.
Бурьян, молочай, дикая конопля, полынь – вся буйная трава степи, что к лету вымахивала по пояс всаднику, побурела, порыжела, полегла косыми и прямыми проборами. Но степь не казалась пустынной и оцепеневшей от тоски, нет. Жизнь бурлила, справляя последние праздники перед долгим затишьем зимы. В поникшей траве пересвистывались суслики, стадо куропаток, испуганное саураном, вспорхнуло и с мягким «т-р-р-р» полетело к холмам. На солнечном склоне играли лисицы, зайцы терли мордочки лапами, умываясь и прихорашиваясь, дрофы расправляли крылья. А вдалеке, где бурый цвет степи лиловел, шевелилось множество темных валиков – это шло стадо зубров. Тысячи и тысячи мохнатых горбачей топотали, болтая огромными головами, ветер доносил мощное сопение, жар многих тел и запах пыли, прибитой навозом.
– А теперь ножками, – скомандовал Сергий. Всадники не без удовольствия спешились и взялись за поводья – размять ноги после долгого сидения раскорякой хотелось всем.
– Забыл рассказать, – проворчал наместник. – Публий, сволочь, не просто сдал меня Сусагу, он произвел обмен.
– На кого? – заинтересовался Лобанов.
– На Сирма.
– Вот гад! – вознегодовал Эдик. – Теперь они золото найдут!
– Не обломится, – буркнул Верзон. – Это здесь снежок шел еле-еле, а в горах его навалило коню по грудь. Не пробраться Публию на Когайнон!
– Но попробовать-то они могут? – не сдавался Чанба.
– Могут. Если ума хватит…
Снег, выпавший на прошлой неделе, успел стаять, а трава – обсохнуть под ветром. Но небо дышало холодом. Ни одного клочка лазури не увидать по окоему – небосвод был сер и непрогляден, нависая тучами, готовыми разродиться снегопадом.
Под дубом остановились на привал. Лошадей привязали к колышкам, и те захрумкали травой, выбирая что посвежее, а люди сгрудились вокруг костра. Запасливый Гефестай набрал во время свадьбы целую кучу припасов – и мяса, и лепешек, и сыра. Прихватил и вина, так что было чем подкрепиться. Вот только Сергию еда в горло не лезла. Он подсел к Тзане, задумчиво глядевшей на огонь, и сказал виновато:
– Я все испортил. Насоздавал тебе проблем. Девушка улыбнулась и покачала головой.
– Проблемы ты создал не мне, а себе, – проговорила она. – И еще Зорсину.
– Я не мог с тобой расстаться, – глухо молвил Сергий, – да еще навсегда. Не мог просто, и все! Еще даже не начиналось ничего, и сразу конец всему?..
– Конец чему? – тихо поинтересовалась Тзана. – И что должно было начаться?
– Я в тебя влюбился, – пробормотал крутой кентурион, поражаясь тому, как закоснел его язык. – И хочу, чтобы ты была со мной.
– Как кто? – серьезно спросила девушка.
– Как невеста! Как жена!
– Не все сразу, – сладко улыбнулась Тзана. – Сначала невеста, потом – жена.
– А ты? Ты хоть согласна? – Тут Сергия прорвало: – Ты не первая, кого я прижимал к себе, но тебя одну я не хочу отпускать. Ты мне нужна, понимаешь? И ты именно такая, какой должна быть!
– Красивая?
– У тебя не только тело красиво, у тебя и душа есть. И дух этот не только красив, но и силен. Знаешь, в Риме я любил одну девушку. Она была хорошая, очень хорошая. И очень добрая, а потому – слабая. Ее убили. А вот с тобой я смогу прожить долго! О, боги, что за чушь я несу.
– Нет-нет, – возразила Тзана ласково. – Ты говоришь приятное. Я не изнеженная римская кошечка, я степная волчица. Убить меня непросто. И я никогда не стану прятаться за твоей спиной, я буду идти рядом.
– Так ты согласна?
– На что? – притворно удивилась девушка.
– Быть моей невестой!
– Так ты ж уже похитил меня! А я – видишь? – сижу рядом с тобой и даже не думаю убегать.
– Тзана.
Девушка закрыла его рот губами.
– Отец твой зол на меня, – сказал Сергий, когда отдышался.
– О, еще как! Он же царь по-вашему, а я, выходит, царевна.
– Я нарушил все ваши законы.
– Наши законы просты. Оскорбление смывается кровью. Или золотом.
– И еще я должен заплатить выкуп за невесту?
– Ага.
– Я найду золото, – поклялся Сергий, – и отдам твоему отцу столько, сколько полагается!
– Я стою дорого… – промурлыкала Тзана.
– А я не буду торговаться, ты мне дороже.
Девушка ничего не ответила – она поцеловала Сергия и так крепко обхватила его за шею, что у кентуриона дух перехватило. В гладких ручках Тзаны силенки хватало.