Дорога войны

— Ладно, — кивнул Лобанов. Подумал и добавил: — Может, откроешь мне хоть часть своей тайны? Для укрепления доверия?

Усмешка первосвященника была не видна, но голос ее выдавал:

— Тайну ему. Ладно. Вы как в степь выходили с гор? Не мимо Золтеса?

— Угадал.

— Так по тому ущелью ручей стекает. А если двигаться мимо гор на юг, увидишь еще одно ущелье. Еще южнее будет третье. Вот по нему надо подняться, углубиться, а когда стены расступятся, выйдешь прямо к горе. Она невысока и напоминает муравейник. Это и есть Когайнон. Ну а насчет того, где на ней запрятаны сокровища, я пока умолчу.

— Ну хоть что-то, — пожал плечами Сергий.

— Идут! — приглушенно сказала Тзана.

По наружной стене заплясали желтые и красные отсветы, расплывающиеся в снежном мельтешении. Не торопясь, выехали трое ночных стражей, вооруженные копьями. В левой руке каждый держал факел. Лениво переговариваясь, стражники проследовали мимо, их кони ступали, низко опустив головы, будто спали на ходу.

Дождавшись, пока стража отъедет подальше, Сирм пришпорил своего коня и быстро пересек открытое пространство. Заехав в тупик между двумя глинобитными хижинами с провалившейся крышей, жрец указал на стену:

— Это здесь. Открывайте! Режьте ремни посередке и толкайте створки наружу!

Гефестай спешился, подошел к стене. Две плетеные створки покрывал толстый слой глины, а висели они на воротных столбах, прикрученные ремнями толстой кожи.

Сковырнув пласт мерзлой глины, сын Ярная перепилил мечом сухие ремни, высохшие и задубевшие.

— Как дерево… — пыхтел он.

Дорезав, Гефестай поднатужился и толкнул створки. Те скрипнули и качнулись, обсыпая снег и комки глины.

— Геракла б сюда… — прошипел Эдик.

— Что мне твой Геракл… — прокряхтел кушан. — Я того Геракла… одной левой.

Под напором сына Ярная ворота жалобно заскрипели, затрещали кожаными петлями — и приоткрылись шага на два.

— Вперед! — бросил гордый Гефестай, забравшись в седло.

Но вперед не получилось. Неожиданно вернулась ночная стража, а из-за распахнутых створок выскочили десятки пельтастов без щитов, но с факелами. В их трепещущем свете набежали стрелки, натягивая тугие луки, а потом из темноты выехали двое верховых — Луций Эльвий и Оролес.

Нервы у Сирма не выдержали, жрец не готов был к поражению. Заверещав, первосвященник бросил коня в атаку, прямо на Оролеса, хотя из оружия имел лишь ненависть. Тренькнула стрела и пробила сердце Сирма, в котором уживались любовь к богам и безразличие к смертным.

Сирм уронил поводья и кувырнулся в снег.

— Кабиры-ы… — промычал он напоследок, и душа рассталась с телом.

— Какая сволочь стреляла?! — взревел Оролес. Луций молча указал на провинившегося лучника, и длинный меч царя отхватил тому голову.

— Что это значит, Оролес? — холодно спросил Сергий.

— Вот наглец! — восхитился Луций и обернулся к Оролесу: — Ты позволишь, царь?

Сын Москона хмуро кивнул, не сводя глаз со скорченного тельца Сирма сына Мукапиуса.

— Так вот, дорогие мои, — с торжеством продолжил Эльвий. — Ни в какой поход я даже не собирался, а залег и слушал, как вы там всё планировали. Кстати, Гай, это я храпел, помнишь?

— А Публий? — пролепетал легат.

— Ти-хо! — вскинул руку Луций. «Гвардейцы» Оролеса притихли.

— Слышишь?

Издалека донесся протяжный вой. Не волчий и не собачий — человечий, исполненный муки.

— Это Публий так воет, — весело сказал Луций, — мы его распяли! Прямо на Волчьих воротах, с внутренней стороны. А тебя, Сергий, распнем с наружной!

Лобанов повернул голову к Оролесу.

— В чем дело, царь? — резко спросил Сергий. — Что за глупые шутки? В чем мы провинились, почему тебе в голову взбрело облаву на нас устраивать?

— Вы едва не сволокли Сирма! — ответил Оролес.

— Ну и что? Тебе-то какое дело? Между прочим, твой сотник целый месяц прятал Сирма! Вот и распни его с наружной стороны Волчьих ворот, он это заслужил!

— Я не прятал! — заорал Луций. — Это Публий!

— Что ты брешешь?! — завопил Эдик. — Ты что, не знал, на кого Публий собирался наместника менять? Всё ты прекрасно знал!

Оролес поднял руку, и крики смолкли. «Гвардейцы» тоже притихли.

— Мне плевать, кто был виноват вчера, — проговорил сын Москона лязгающим голосом. — Я живу сегодня и сужу сейчас! Завтра вас всех казнят, — объявил он приговор преторианцам и крикнул: — Нептомар! Куда девать Сирма?

— Первосвященник должен провести эту ночь в андреоне, — донесся голос из темноты. — Пусть эти пятеро переночуют с ним вместе, а утром они уйдут следом за сыном Мукапиуса, будут прислуживать ему в садах Замолксиса.

— Стража! — рявкнул Оролес.

— Так ты уже отказываешься от золота, Оролес? — возвысил голос Сергий, чувствуя, как колотится сердце.

— Сирм мертв! — прорычал Оролес.

— А мы живы! — ухмыльнулся Лобанов. Царь так и вперился в него грозным взглядом.

— Ты хочешь сказать, римлянин, — прогремел он, — что Сирм открыл тебе тайну золота?

— Я проведу тебя к горе Когайнон, — четко и ясно проговорил Роксолан, — если ты поделишься с нами.

— Поделюсь с вами?! — Обрадованный Оролес не выдержал и рассмеялся. — По справедливости, да?

В толпе «гвардейцев» послышались смешки.