- Нет ли у тебя дочки, Гульбранд, которой нужна подружка для совместных игр? Это дочь свободного крестьянина Хартбольда, а с этой ночи - сирота. Мы нашли ее с братом в лесу.
Гульбранд всей своей крупной фигурой наклонился к Геле и твердой рукой поднял ее подбородок. Он пытливо оглядел ее.
- Ничего от отца. Тебе достались только черты матери. Я хорошо знал их обоих; дочери Хартбольда всегда найдется место в моем доме.
Виттеркинд указал на Рутберта.
- А этот, истинный сын своего отца, разве не похож на него лицом и осанкой?
Хозяин поместья поманил Рутберта к себе. Когда мальчик подошел к нему, он доброжелательно хлопнул его по плечу.
- Да, вот ты какой! И ты тоже хочешь остаться у меня в доме?
- Нет, я пойду с герцогом Виттеркиндом. Но если ты хочешь приютить Гелу, то знай, что я всю жизнь буду благодарен тебе, - решительно ответил Рутберт.
Тут все мужчины вошли в зал, занимавший большую часть дома.
Гульбранд подвел Гелу к высокой стройной женщине в белой, отделанной красными лентами холще-вой одежде. Женщина стояла посреди зала у стола и наливала из большого кувшина в две кружки медовый напиток. Она хотела уже подавать его гостям, но тут к ней подошла Гела и робко протянула руку.
- Это осиротевший ребенок Хартбольда, Анга, сам герцог привел его сюда, она должна найти у нас приют. Возьми ее под свою защиту.
Фрау Анга только кивнула, затем с кувшином, наполненным медовым напитком, обошла гостей. А те уселись по обе стороны длинного стола. В задней части комнаты в печке мерцал и плясал огонь, и его красные отблески ложились на угрюмые гордые лица мужчин, казавшиеся от этого еще более непримиримыми. Как только они устроились поудобней, вошли служанки, внесли ячменный хлеб и сыр.
Лишь теперь фрау Анга обратилась к Геле, по-прежнему робко стоявшей у стены, в то время как Рутберт уже сидел за столом вместе с мужчинами.
- Ты, должно быть, устала и голодна, пойдем я отведу тебя к моей дочке, - сказала она, сделавшись немного дружелюбнее. Она повела Гелу вглубь зала, где никем до сих пор не замеченная, стояла девочка примерно одного с Гелой возраста и с любопытством рассматривала гостей.
- Гильтруда, - сказала мать, - посмотри, тут к тебе пришла дочь Хартбольда!
Гильтруда повернулась к ней и только теперь, казалось, заметила незнакомую девочку, отец которой, бывая на охоте, часто посещал их дом. Обрадовавшись, она подошла к дочери Хартбольда.
- Ты пришла со своим отцом? Он тоже здесь?
Гела покачала головой.
- Моего отца нет больше в живых, франконцы убили его и сожгли наш дом.
- Тогда ты можешь жить у нас! - сказала Гильтруда. - Ты сможешь тоже ездить верхом на моем коне. Как тебя зовут?
- Анжела. Но мама называла меня просто Гела.
- Христианское имя... - с ужасом проговорила Гильтруда.
Гела испуганно взглянула на нее. Но времени для дальнейших объяснений не было, так как в комнату с напитками и едой в руках вошла фрау Анга и пригласила ее покушать. Девочки поглощали свой ужин, сидя рядышком на маленькой скамье, возле пылающего очага. Гильтруда задавала много вопросов. Гела отвечала на них робко и застенчиво. Глаза у нее слипались все сильнее, она прислонила голову к деревянному косяку, служившему опорой для сводов зала, к которому вплотную была приставлена скамейка.
- Оставь, наконец, ее в покое, посмотри, как она устала! Я пойду устрою ей постель, чтобы она могла лечь спать, - сказала фрау Анга.
Из-за стола, где сидели мужчины, доносились громкие разговоры. Это были знатные саксонские дворяне, которые собрались здесь вместе, чтобы обсудить детали похода против короля Карла. С первого же дня вступления на трон король Карл стремился распространить свое господство и на могущественный саксонский род. Этот род сохранил как свою независимость от римлян и германцев, так и саксонские обычаи и языческую веру своих отцов. С сильной вооруженной армией Карл вторгся в их земли, разрушил святилище народа, колонну Ирмин, снес и уничтожил крепость Эрсбург на реке Димель. Везде на покоренных землях вводил он свои обычаи и порядки; свободные саксонцы были обложены налогами, данью поборами. С помощью меча принудил он побежденных принять крещение. Они лишь внешне становились христианами, тогда как в сердце своем еще тверже и упрямее, чем прежде, придерживались старой веры. Их жажда к свободе находила себе выход в непрерывных возмущениях, и обе стороны враждовали со все возрастающим ожесточением. Их храбрый герцог Виттеркинд и его друг Альбион были душой этого сопротивления. Они разжигали пламя мести всюду, где только могли.
- Лучше быть убитым в бою, чем всю жизнь служить рабом у франконцев! - кричал Альбион, этот здоровяк - мужчина в толстой медвежьей шкуре. -Ты, Гульбранд, хозяйничаешь здесь, в этой лесной глуши, и ты еще не познал, что это значит - склониться под их ярмо. Мы должны нести франконскому королю налог и дань, а десятую часть всего нашего добра - его жрецам за то, что они выливают на нас крещеную воду! Наши сердца еще верны богам нашего народа!