Дорога запустения

– Этот, это, эта… жертва аборта – наш ребенок? – проревел Аран Манделья, хватаясь за крепкую трость, чтобы разбить скверну. Матушка вклинилась между разъяренным мужем и мокрой, хлюпавшей искусственной маткой.

– Аран Манделья, супруг, это мой ребенок, он мне дороже всего на свете, и если ты хоть пальцем тронешь банку без моего согласия, я уйду и никогда не вернусь.

Решимость дедули Арана дрогнула. Трость затряслась в руке. Перед ним стояла Матушка, маленькая и дерзкая, как черный дрозд. Ее сладкие речи его успокоили.

– Она будут красавицей, наша дочь, она станет танцевать, она станет петь, она сделает мир светлее своей красотой, наша дочь; дочь Арана и Анастасии Тюрищевой-Мандельи…

Дедуля Аран поставил трость на стойку для трости и пошел спать. На окне, там, где его будет нежить заря, трепыхался и причмокивал плацентарий.

Однако совсем незамеченными полуночные похождения Матушки не прошли. Прознав о том, что Сталины заказали у Сердца Лотиана огромных мерзких личинок, Тенебрии принялись беречь огород от вражеских личиночных набегов. В ночь, когда Матушка завладела бластоцистой, личиночный дозор несла Женевьева. Увидев старушку со свертком в руках, она благодаря безошибочно точному прозрению поняла, что за дело привело Матушку к Сердцу Лотиана. И сердце самой Женевьевы Тенебрии растрескалось и раскололось от зависти.

Женевьева Тенебрия не доверяла мужу. Она не доверяла ему, потому что он отказывался дарить ей ребенка: ее ребенка, который завязал бы ее семью крепким гордиевым узлом уюта, ее ребенка, который сделал бы ее саму ровней чертовым снобам Сталиным, да и чем они вообще гордятся, их единственный сынок – ходячий чан с топленым жиром, толстяк и сопляк, злобный и избалованный по самое не балуйся. Ребенок подарил бы Женевьеве Тенебрии все, чего она хотела, но Гастон Тенебрия никогда не подарит ей ребенка.

– Ребенок, ребенок, все, чего я хочу, – ребенок, почему ты не подаришь мне ребенка? – Каждый божий день ныла она, и каждый божий день Гастон Тенебрия предъявлял в ответ какой-нибудь шаткий повод, папиросную бумагу лжи, скрывавшую эгоизм, да, эгоизм, простой и чистопробный, а теперь эта карга, эта ведьма, эта Манделья-по-мужу с иссохшим лоном заимела ребенка, которого не способна вынашивать физически, а ведь у Женевьевы Тенебрии лоно плодородно, как Чернозем Окса, но нет семени, что в нем проросло бы; это нечестно; нет, совсем нечестно, – и тут идея осенила женщину, что пряталась за кучкой карликовых кустов матоке в личиночном дозоре, идея, ужасная прекрасная идея.

Наутро, пока все поселение прощалось с Сердцем Лотиана, провожало ее в путь до Китай-Горы и приветствовало официальное благословение РОТЭХом городка, Женевьева Тенебрия скользнула в пристройку дома Манделий, туда, где жили Матушка и дедуля Аран. Плацентарий колыхался и пульсировал на карнизе. Женевьева Тенебрия решительно и брезгливо подобралась к плацентарию. Извлекла из сумки биосохраняющую банку, которую дал ее мужу Раэль Манделья. Пара минут грязных, пахнущих рыбой ковыряний – и Женевьева Тенебрия удалилась в облаке пыли и вины, прижимая банку к сердцу; внутри перекатывалась крошечная бластоциста, бледнеющая, слепнущая. Чтобы отсутствие зародыша не заметили, Женевьева Тенебрия сунула в искусственную матку недозрелый плод манго.

После отъезда Сердца Лотиана не улеглась пыль, а Женевьева Тенебрия уже стучалась в дверь Марьи Кинсаны.

– Доброе утро, миссис Тенебрия, – сказала Марья Кинсана, стильная и профессиональная в зеленом пластиковом переднике. – По делу или просто?

– По делу, – сказала Женевьева Тенебрия. Она поставила сохраняющую банку на операционный стол. – Это ребенок, которого сделала для меня Сердце Лотиана. Она не успела подсадить его сама, но сказала, что вы поможете.

Операция заняла десять минут. Когда с чаем и карамельками было покончено, Женевьева Тенебрия понеслась домой, к тщеславному и мелочному муженьку. Чувство вины исчезло, его удалили умные инструменты Марьи Кинсаны. В кармане юбки погромыхивала банка с иммунодепрессантами, чтобы тело не отторгло зародыш; в лоне, воображала она, уже пинался и крючился украденный ребенок. Женевьева Тенебрия надеялась, что это девочка. Как сообщить об этом мужу? Интересно, с каким лицом он встретит новость.

Глава 13