Дорога затмения

В потоке, внезапно его подхватившем, угадывалось слишком много подводных течений. Водоворот, образованный ими, мог стать гибельным для зазевавшегося пловца.

В тыльной части огромного зала также имелось несколько ниш с окнами, выходящими в сад, низенькими диванчиками и маленькими жаровнями, в которых медленно тлели благовонные палочки. Расположившись в одном из этих укрытий, назначенных для отдохновения и приватных бесед, Сен-Жермен велел рабу развести в настенных плошках огонь и подтянул к себе стоявший на полу сундучок. Там обнаружилось несколько потемневших от времени свитков. Раб вскоре ушел, задернув за собой занавеску, и Сен-Жермен погрузился в чтение. Освещение, собственно, было ему и не нужно, однако он не хотел, чтобы какая-нибудь любовная парочка подняла шум, наткнувшись на него в темноте.

Минула полночь. Он поднял голову. От неразборчивых строчек рябило в глазах. На стене, чуть потрескивая, догорал последний светильник. Соседние ниши давно опустели, но в двух-трех дальних еще шла возня. Сен-Жермен уложил свитки на место и вновь привалился к стене. Перед его мысленным взором закружились воспоминания: Афины, окропленные легким весенним дождем, Парфенон, блеклые непросохшие фрески… Ниневия, ночное моление, колокольный трезвон… Не спать, не спать: сон оскорбляет богов! Долгое-долгое, бесконечное бдение… Рим, окровавленные тела на песке. Это его друзья, а сам он в темнице. Крысы, руки Оливии на плечах, камни, падающие один за другим в глубину ее склепа… Храм Имхотепа, умирающий мальчик… Тунис, опустошенный чумой, у мертвых синие лица… Все это вдруг завертелось и сдвинулось в сторону, уступая место единственному бесконечно дорогому лицу, искаженному предсмертной гримасой. Тьен Чи-Ю! Боль утраты пронзила его. Рыдать он не мог, но душа его корчилась в муках. Сен-Жермен встал с дивана, потряс головой, потом подошел к окну и долго стоял там, вцепившись в оконную раму. Решено: с рассветом он покинет дворец и вернется к Падмири. Слишком много тоски пробуждает в нем праздная суета, и слишком далеко от него та, что могла бы его утешить.

Странный утробный звук вывел его из транса. Этот пугающий то ли хрип, то ли стон прилетел из глубины объятого мраком сада и повторился еще раз. Потом тишину ночи прорезал крик — отчаянный, безнадежный. Сен-Жермен вскинул похолодевшие руки к вискам, отказываясь верить в происходящее. Там, за стеклом, в царстве пышных цветов и одуряющих ночных ароматов, сознавая свою кончину, пронзительно кричало человеческое существо.

* * *

Письмо, доставленное радже странствующим монахом.

Великий владыка!

Ты не знаешь меня, но я тебе предан и потому хочу предупредить тебя об угрожающей твоей жизни опасности. Некоторые твои подданные поклоняются черной богине — это еще не опасность. Загги душат людей на дорогах — тебе страшны не они.

Враг твой возле тебя, и он решил, что ты не доживешь до завтрашнего утра. Воспринимай все, во что веришь, как ложь — и спасешься.

Если такова твоя карма, не бойся. Противься ей. Я предупредил тебя и, значит, беру ее на себя, пусть даже это деяние обречет меня на многочисленные повторные обороты в круговращении колеса.

Не ведаю, кто он — твой враг, но такой человек существует. Имя его хранят в тайне, страшась мгновенной и лютой расправы. Да помогут тебе наши боги! Постарайся найти предателя сам.

Что бы из этого ни вышло, знай: я останусь верен тебе. Если ты все же погибнешь, я тут же лишу себя жизни. Пусть новое возрождение превратит меня за то в паразита, но у тебя будет спутник в скитаниях по загробным мирам.

Да хранят тебя боги!

Твой самый преданный и старающийся оберечь тебя друг

ГЛАВА 5

Лорамиди Шола с убитым лицом стоял возле ящиков.

— Увы, уважаемый, здесь все, что удалось раздобыть. — Торговец вздохнул. — Умоляю вас не судить меня слишком строго. Я делал что мог.

— Не сомневаюсь, — удрученно кивнул Сен-Жермен и, спохватившись, добавил: — Я знаю, что ты человек честный и не ленивый.

Шола отер лоб рукавом.