Дорога затмения

— Должны, — сказал Сен-Жермен. — Гнать их мы не будем. Я вижу в темноте достаточно хорошо, чтобы различать осыпи или завалы. Когда устанем, передохнем, но мне бы хотелось выбраться из ущелья прежде, чем нас нагонят. — Он собрал поводья своего пони в кулак. — Переговариваться, пожалуй, не стоит. Если услышишь что-нибудь, свистни. Так же, как в Каталонии, помнишь?

Руджиеро надул губы и издал резкий затейливый свист, заставивший пони прижать в страхе уши.

— Да, помню, — заверил он своего господина.

— Прекрасно. Я буду тебе отвечать. — Сен-Жермен взобрался в седло. — Двинулись?

— Постойте, хозяин. Свист ненадежен: свистеть может любой, и перенять нашу манеру тоже вполне возможно. Чтобы никто тут не сбил нас с толку, нам нужен секретный сигнал. — Слуга посмотрел на хозяина.

— Ты прав, — сказал тот, помедлив. — Сигнал этот должен быть понятен лишь нам двоим и никому другому. Иначе нашу уловку легко обратят против нас. — Сен-Жермен перебрал поводья. — Будем перекликаться стихами из гимна, что сочинил святой Иоанн. На латыни. Ты начинаешь строку, я заканчиваю — или наоборот. Прокричав первые десять строк, повторяем все снова.

— Гимн Иоанна, первые десять строк, — повторил Руджиеро для памяти и пошел в конец маленькой кавалькады.

Ночная тьма поглотила их прежде, чем они отъехали на два ли от места своей вынужденной стоянки. Ветер, влекущий клочья мокрого снега, так выл, что Сен-Жермену приходилось оборачиваться, чтобы прокричать латинские фразы. Еще через ли путники решили передохнуть и принялись готовить ячменную похлебку для пони.

— Ее нужно давать теплой, — сказал Сен-Жермен, — иначе они захворают. — Ему удалось развести костерок, и теперь он помешивал варево.

— Я присмотрю. — Руджиеро потер лицо. — Руки защищены рукавицами, но этот ветер…

— Он просто несносен, — кивнул Сен-Жермен, добавляя воды в котел. — Не помнишь ли, что говорили об этой стране солдаты с пограничного пункта?

— Они говорили, что почти все местное население состоит из монахов, ибо тут слишком много монастырей. — Руджиеро извлек из груды поклажи бурдюк, потом — широкую и глубокую сковородку, в которую он и вылил содержимое бурдюка.

— То же припоминаю и я, — сказал Сен-Жермен. — Допрашивая меня, капитан намекнул, что нам, инородцам, лучше бы заручиться покровительством какого-нибудь из монашеских кланов. Кажется, клан Желтых Одежд влиятельнее других.

— Ему, похоже, противостоит клан Красных Накидок. — Руджиеро приткнул сковороду к огню. Сен-Жермен передвинулся, давая ему место.

— Вот и выходит, что нам нужно соблюдать предельную осторожность. Более чем когда-либо, старина. Слухи есть слухи, однако…

— Будет что будет, — философски заметил слуга. — Как дела с ячменем?

— Он еще не разбух. — Сен-Жермен похлопал по теплой поверхности камня. — Приляг, отдохни. Другой такой случай представится очень не скоро.

Руджиеро с готовностью лег.

— Когда ячмень будет готов, — пробормотал он сонно, — разбудите меня, я позабочусь о пони.

Слуга отдал распоряжение господину, но ни тому ни другому это не показалось странным. Сен-Жермен только кивнул в знак согласия и еще раз подвинулся, давая спящему больше простора, а потом стал дожидаться, когда подопреет ячмень и в глубокой сковороде разогреется бараний отвар.

После полуночи они снова двинулись в путь, мало-помалу выбираясь из горной теснины. Дорога постепенно расширилась и пошла под уклон. Сен-Жермен постоянно окидывал окрестности взором, но никакого движения в округе не наблюдалось. Однажды ему показалось, что вдали замерцал костер пастухов, но дорога сделала поворот, и пастушья стоянка исчезла из виду.

Рассвет застал их возле реки, веками прокладывавшей в горах свое русло. Мостик, переброшенный через стремнину, висел на хлипких веревках, он раскачивался и надсадно скрипел, но пони уверенно пошли по настилу.

Минуя середину моста, Сен-Жермен не удержался и глянул вниз. Брызги от бурунов образовывали над потоком постоянно висящую дымку, ослепительно ярко сиявшую в рассветных лучах. Голова его закружилась, но прослойка карпатской земли в подошвах и каблуках вновь послужила ему надежной защитой. Он справился с приступом и движением ног понудил своего пони двигаться побыстрее.

Какой-то старик в бесформенном одеянии уже поджидал их на другом берегу, сжимая в дрожащих руках миску для подаяний. Но вместо того чтобы протянуть ее, он вдруг съежился, словно стараясь сделаться незаметным, и оставался в униженной позе, пока мимо него не прошествовал весь караван.

— Что ты о нем думаешь? — спросил по-гречески Сен-Жермен, оборачиваясь к Руджиеро.

— Ничего. Он ведь монах, а монахи — странные люди. Возможно, подобное отношение к проезжающим — часть неизвестного нам ритуала. — На деле слугу тоже встревожило необычное поведение нищего, но он не решился об этом сказать.

— Ты не запомнил, какого цвета его балахон? — спросил Сен-Жермен несколько позже.

— Не могу точно сказать. Желтовато-серого, что ли.