Читаем Дорогая буква Ю полностью

Профессор-ориенталист Григорьев так описывал университетскую карьеру Гоголя:

«Как ни плохи были вообще слушатели Гоголя, они, однако же, сразу поняли его несостоятельность. В таком положении оставался ему один исход — удивить фразами, заговорить; но это было не в натуре Гоголя, который нисколько не владел даром слова и выражался весьма вяло. Вышло то, что после трех-четырех лекций студенты ходили в аудиторию к нему только затем уж, чтобы позабавиться над — маленько сказочным языком преподавателя. Гоголь не мог этого не видеть, сам тотчас же сознал свою неспособность, охладел к делу и еле-еле дотянул до окончания учебного года, то являясь на лекцию с подвязанной щекой в свидетельство зубной боли, то пропуская их за тою же болью».

Многое из вышесказанного верно и в отношении гоголевской литературы. И реакция публики была примерно такой же. И поведение автора.

Цензор Никитенко свидетельствовал: Жуковский возвысил его в глазах Уварова до того, что тот в самом деле поверил, будто из Гоголя выйдет прекрасный профессор истории, хотя в этом отношении он не представил ни одного опыта своих знаний и таланта… Гоголь потребовал звания ординарного профессора и шесть тысяч рублей единовременно на уплату долгов. Молодой человек… не имеющий никакого академического звания, ничем не доказавший ни познаний, ни способностей для кафедры… Это может делаться только в России, где протекция дает право на все. Что же вышло? Гоголь так дурно читает лекции в университете, что сделался посмешищем для студентов.

Анненков писал: «Одна из причин, оторвавших Гоголя от Петербурга, был неуспех его университетского преподавания. Гоголь понадеялся на силу поэтического воссоздания истории, на способ толкования событий a priori, на догадку и прозрение живой мысли, но все эти качества, не питаемые постоянно фактами и исследованиями, достали ему на несколько блестящих статей, на несколько блестящих лекций, а потом истощились сами собою, как лампа, лишенная огнепитательного вещества».

Это приговор. Не только неуспешной гоголевской профессуре, но и его литературе. Гоголь и в ней понадеялся на силу поэтического воссоздания реальности, на догадку и прозрение живой мысли и тут хватило на несколько блестящих текстов («Петербургские повести»), а на «Мертвые души», так, как он их задумал, — масштабно, панорамно, у римского жителя сеньора Николо явно не хватило огнепитательного вещества.

Гоголь был достаточно умен, чтобы это понимать.

Скажу вам не шутя, что я болею незнанием многих вещей в России, которые мне необходимо нужно знать. Я болею незнаньем, что такое нынешний русский человек…

(Гоголь — Россету).

Гоголь хорошо знал быт своей родины — Малороссии. За восемь лет тамошней жизни узнал отчасти и чиновничий Петербург. Настоящей России он не знал вовсе.

Реагировал он на свою неудачу на кафедре характерно: «Я читаю один, решительно один в здешнем университете… хоть бы одно студенческое существо понимало меня. Это народ бесцветный, как Петербург».

(Гоголь — Погодину)

Пушкин испортил его похвалами. В «Авторской исповеди» Гоголь писал: «…Главного существа моего не определили. Его слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем».

Может быть и не надо показывать мелочи крупно? Такое представление реальности — однобоко и деспотично, оно упрощает жизнь, превращает живых людей в героев мультфильмов. В носы. В ноздри. В кувшинные рыла.

Герои Гоголя — уроды. Толстоносые (как городничий). Или вовсе без носа (как Ковалев). Люди-ноздри с черными как смоль бакенбардами или только с одной бакенбардой (Ноздрев). Во фраке с искрой или адским пламенем (Чичиков). Люди с густыми бровями (прокурор). Люди — коробочки. Плюшки, Петухи. Тентеты, Яичницы. Жевакины. Бульбы. Ляпкины-Тяпкины.

Тяп-ляп-тяп-ляп… Это леший Гоголь кует в адской кузнице своих отвратительных гомункулов…

Трудно литературному герою (бескрылой мухе) бороться с всесильным автором. Известный в Петербурге анекдот о безносом спутнике Муртазы-Кули-хана, для которого мастер Осип Шишорин сделал два искусственных носа, стал для невинного майора Ковалева, попавшего в лапы к нежинскому профессору Вию, кошмарной реальностью.

Ковалев одинок, он околдован нечистой силой, ошельмован, унижен, убит. Он — выкидыш из реальности. Один, в страшном сюрреалистическом мире. Он умирает от ужаса, в который его поверг всесильный автор, генерал-губернатор прозы…

У него между щеками — совершенно гладкое место.

Персидского вельможу изуродовали в борьбе за власть сторонники злобного шаха-скопца. Ковалеву же урезывает нос страшный евнух Гоголь.

Ковалев для Гоголя не больше чем насекомое, муха или комарик…

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза