Дорогая буква Ю

Рестораны, кафе, кинотеатры и театры, галереи и фешенебельные магазины от огромного торгового центра КаДеВе с одной стороны до самого конца шикарной улицы Курфюрстендамм (называемой просто Кудам) с другой были полны народа. По Кудаму еще разгуливали элегантно одетые мужчины и женщины. Попадались даже фраки и смокинги. Дорогие платья коктейль. Шляпки и шляпы.

В отелях не было свободных номеров.

Гуляющую публику развлекали самодеятельные музыканты, певцы, фокусники, гимнасты и танцоры, тут и там неизвестные художники малевали прямо на асфальте прекрасные картины, мастера-графики рисовали карандашом на бумаге реалистические портреты радостно позирующих прохожих. Был и один артист, строивший удивительно гадкие рожи. Натягивающий безразмерные губы на нос. Вокруг него толпилось куда больше народа, чем вокруг классической певицы, настырно и нудно тянувшей «Аве Марию».

Немыслимое количество небольших магазинчиков торговали дешевой электроникой, шмотками и сувенирами. Сувениры и шмотки меня мало интересовали, но всевозможные радио, магнитофоны, плееры и маленькие наручные телевизоры (была тогда такая мода) — тянули к себе неодолимо.

Неизменным успехом пользовались наперсточники, то и дело к туристам подходили обманщики с фальшивыми страховками и абонементами на журналы и газеты, цыганки просили что-то прочитать… что было прелюдией к гаданию и вымоганию денег. Карманники молча и жадно работали в человеческой массе.

Было недалеко от Гедехтнискирхе еще кое-что, что меня притягивало. И, пожалуй, даже сильнее, чем плееры и наручные телевизоры. Нечто…

О существовании этого нечто я во время своей советской жизни и не подозревал.

Это были сексшопы с кабинками для индивидуального просмотра порнографических видеофильмов.

Жена моя все еще жила в Москве. Я был ей верен. От онанизма отказался еще в юности. И считал это достижением.

Как же мы все наивны, высокопарны и глупы!

И с какой легкостью природа доказывает нам это…

Короче, после того, как я расстался с Эдиком — без колебаний направился в близлежащий сексшоп. Разменял в автомате у входа двадцатимарочную бумажку с нюрнбергской патрицианкой на одно и двухмарочные монетки.

Посмотрел журналы на полках. В руки не брал — брезговал. Рядом с ними лежали предметы, о назначении которых я только смутно догадывался.

Направился к кабинкам. Дрожал от возбуждения. Пускал слюни. Соображал туго.

С трудом нашел пустую кабинку… зашел… и… и не успел закрыть за собой дверь, похожую на дверь в самолетных туалетах, как в нее проскользнула девушка. Лет 15–16.

Немочка. Какая-то грустная. Неказистая. С короткой стрижкой.

Она показала мне лапкой с обгрызенными ногтями на мою ширинку, пролепетала — двадцать. И встала передо мной на колени.

Я не успел среагировать. Даже кивнуть не успел.

Она ловко открыла молнию на моих болгарских джинсах, влезла в трусы (я от страха и волнения окаменел), спустила их на колени и взяла мой вставший член в рот.

Губы у нее были как у ребенка… но очень мягкие.

Язык — быстрый как ящерица.

Я держал ее руками за оттопыренные уши и прыгал на небесном батуте…

Через две или три минуты кончил.

Она устало отпрянула от меня. Вытерла губы бумажным платком.

И тут я с ужасом понял, что это не девушка, а юноша.

Небольшого роста. Хорошо выбритый. Женственный. Порочный. Обознался в полутьме. Батюшки.

Дал ему сорок марок. Он спрятал деньги во внутренний карман курточки, усмехнулся невесело и, не глядя на меня, покинул кабинку.

…

Все оставшееся до приезда Эдика время я бродил по Кудаму. Думал, думал, вздыхал. Копался в себе.

Потихоньку до меня дошло, что новый мир, в котором я очутился и в котором уже хотел остаться навсегда, изменит меня. Изменит радикально. Что у меня нет желания сопротивляться. Что мне придется собрать все оставшиеся силы для того, чтобы не дать ему стереть себя в порошок.

Моя крепость, которую я строил всю свою советскую жизнь, как оказалось, не была укреплена с южной (нижней) стороны. Там не было ни стены, ни башен, ни даже окопов. И толпы варваров запросто могли войти в нее. Без боя, без кровопролития.

Но самым мучительным было то, что я уже хотел, жаждал этого. До замирания сердца хотел, чтобы они вошли. И подняли меня на копье.

…

Кстати о варварах.

На улицах Дрездена я заметил особенных молодых людей. Бритоголовых, в ботинках чуть не до колен. В укороченных джинсах и с выглядывающими из-под курточек подтяжками. Явно агрессивных и не скрывающих своей агрессии. Никогда не появляющихся на улице в одиночку.

Спросил Эдика: «Это кто такие?»

Эдик ответил так: «Черт их знает. Скины… Раньше их тут не было. Понаехали с Запада. Могут напасть и забить до смерти. Уже были случаи. Не лезь на рожон, обходи их стороной. В случае чего — беги. Ты бегаешь быстро».

Я это наставление намотал на ус.

И вот… иду я однажды по Старому городу. Полный восхищения и зависти. После посещения Альбертинума, где тогда располагалась коллекция саксонских драгоценностей «Зеленый свод». Вспоминаю увиденное великолепие.