Дорогая буква Ю

Память моя визуальная была тогда не то, что сейчас. Каждую фигурку запомнил. Каждый камешек. Особенно мне большой зеленый грушевидный бриллиант понравился. На золотой броши или подвеске. Душу можно за такую красоту дьяволу продать. Хотя… сомневаюсь, что душа моя нечистому духу интересна, слишком много совпадений, как говорит одна моя знакомая.

Ну так вот… я иду, вспоминаю, мечтаю, как всегда… и вдруг осознаю, что иду я не один, а в огромной, тысячи две человек, толпе этих самых скинов. Многие скины пьяны, горланят что-то, что — не разберу. Другие смотрят вокруг совершенно безумными глазами, видимо наглотались чего-то, руки сжали в кулаки, зубами скрежещут и ревут как медведи… явно ищут жертву. На мое счастье, жертву они искали не в своих рядах, а на улице. А меня они видимо догнали, пока я мечтал, и обошли со всех сторон, так что я, не заметив этого, оказался среди них. В самой гуще.

За толпой следовали полицейские в шлемах и доспехах с пластиковыми щитами и дубинками в руках. Катили машины скорой помощи и автобусы с решетками на окнах. За ними виднелись грозного вида автомобили-водометы, похожие на межпланетные корабли. Сирены ревели так, как перед авианалетом.

Как я мог такое светопреставление не заметить? До сих пор не понимаю. Так приворожили меня экспонаты «Зеленого свода». Обомлел с непривычки.

Я такое только в «Алмазном фонде» видел, в Оружейной палате. Но в «Алмазном фонде» гораздо меньше художественных ценностей, чем в «Зеленом своде», в основном там — помпезная роскошь. А в Дрездене — настоящее пластическое ювелирное искусство, глаз не оторвешь.

…

Несколько секунд ничего не происходило.

А затем… как раз после того, как мы обогнули Дворец культуры и направились по Прагаштрассе в сторону Главного вокзала… человек двадцать скинов необыкновенно быстро выскочили из толпы и окружили двух наблюдавших процессию и разинувших рты подростков южного типа, должно быть румын, болгар или югославов. И тут же повалили их на землю и начали жестоко бить ногами. Мерзавцы были явно старше и сильнее своих жертв.

Дальше события развивались стремительно. Группу скинов, избивающих несчастных подростков окружили полицейские. Они вытянули избитых подростков из круга и начали в свою очередь зверски избивать скинов. Изо всех сил лупили дубинками по лысым головам. Я слышал характерный треск. После чего к ним подъехал один из полицейских автобусов и избитых скинов затолкали в него. Автобус тут же уехал, а подростков увезла скорая помощь. Полицейские вернулись на свои места. Толпа двинулась дальше. Через полминуты события повторились. Скины напали на чернокожего мужчину. Почему он не убежал? Видимо растерялся. Не предполагал, что в цивилизованной Германии подобное возможно.

Воспользовавшись суматохой, я покинул фалангу. Забежал в близлежащее кафе. Раскошелился на кофе со сливками и пирожное. С малиной и черникой. Пальчики оближешь.

…

Позже Эдик рассказал мне, что скины, оказывается, возвращались после концерта. Все вместе, чтобы не попасть поодиночке в руки к враждебным им левакам. Разогретые музыкой, сочащейся ненавистью. И алкоголем. И наркотой. Шли к Главному вокзалу. Но не могли сдержать злобу и нападали на всех, кто казался им не немцем. Избили даже двух мулаток-американок, баскетболисток и студенток Высшей Технической школы Дрездена.

Многих скинхедов задержали, других отправили на поездах домой.

В поездах скины продолжали избивать иностранцев. Сломали руку пятилетнему мальчику из семьи беженцев из Анголы. Изнасиловали двух его сестер. Подонки.

Прошло тридцать лет. На улицах немецких городов не видно бритоголовых, зато иностранцев стало заметно больше. В основном — это молодые мусульмане. Юноши и мужчины, имеющие военный опыт.

Часть бывших бритоголовых повзрослела и занялась делом, другие — мутировали в откровенных неонацистов. Таких в Германии все больше. Чем это кончится, я не знаю, я не пророк.

Дезертир Курочкин

Я жил в «лагере для еврейских беженцев» в саксонском Глаухау — с середины октября 1990-го года до июня следующего года. В феврале туда приехали жена и дочка. А в июне они уехали назад в Россию. Потому что жене в Германии не понравилось. Я не знал, увижу ли их когда-нибудь еще.

…

Жизнь в Глаухау — была, пожалуй, самым странным периодом в моей жизни. Объяснить это трудно. Потеря родины оставила в душе черную дыру, в которой пропадало все. Обретение новой страны обитания зажгло в сердце новую звезду. Так я и жил — с черной дырой и звездой в груди.

Расскажу об одном характерном происшествии. Ничего особенного, но на меня подействовало сильно.