Дорогая Эмми Блю

Смех универсален. Чтобы понимать смех, не нужно знать языка, на котором смеются. Я целых полчаса прождала на автобусной остановке, и автобус за автобусом проезжали мимо, и ни на одном из них не было написано «Кале», и, промучившись полчаса, глядя на бесконечные автобусы и бесконечных пассажиров, заходивших и выходивших, я наконец влезла в первый попавшийся и, как могла, объяснила водителю на самом лучшем французском, на какой была способна, что мне нужно попасть в Кале.

Он смеялся. Целую вечность. Как будто проходил пробы на фильм «Смеющийся полицейский».

– Нет никакого Кале, – буркнул он, отсмеявшись, из-под густых чёрных усов. – Уже давно.

– Но… я посмотрела в гугле… – жалко промямлила я. Водитель упёр пухлые руки в бока, как бы спрашивая: «И чего вы от меня хотите, юная леди?»

– Раньше была такая остановка, да, – проворчал он. – Но теперь нет. Уже с декабря. Берёте такси до Булоня, там пересаживаетесь на автобус. Или поезд. Но… – он постучал по стеклянному циферблату часов, пожал плечами, – можете не успеть.

Меня охватила паника; я стояла, не двигаясь, целую минуту, вся в поту, пока до меня не дошло, что полный автобус людей таращится на меня с таким видом, будто все они очень хотели бы меня выпотрошить. Я вышла из автобуса и печально наблюдала, как хлопнули шаткие двери и как он унёсся прочь.

Раньше такого не случалось. Меня всегда подвозил Лукас. Теперь он написал мне сообщение. «Не хотел будить тебя, Эм, но меня резко вызвали на работу, – читала я слипшимися спросонья глазами, – чёрт бы побрал Фредерика. Настоящий сукин сын! Ты сама доберёшься до Кале? Я оставил визитку такси на кухне возле кофемашины. Местное такси, надёжное. Прости, что так вышло. Напиши, как доедешь!!!»

И хотя ничего такого не случилось – это работа, что тут поделаешь – мне всё же пришлось постараться, чтобы заглушить липкий страх в животе. Страх оттого, что я не могу позволить себе такси, пока не получу зарплату. Страх, который нашептывает: «Теперь он женится, и всё изменилось, Эмми. У него больше нет времени подвозить тебя, как раньше».

Прошло ещё десять минут, прежде чем я наконец признала поражение и под палящим солнцем побрела обратно в дом Моро. Ворота в сад широко распахнуты, я слышу звук пилы Элиота и бурчание радио, и мне очень хотелось бы, чтобы у меня была возможность вызвать такси, заплатить, вне зависимости от стоимости, и не видеть ухмылки Элиота, как бы заявляющей: ну я же тебе говорил!

После десертной вечеринки он тоже остался на ночь – спасибо, хоть без Надменной Аны. Элиот – плотник. «Не плотник, а мастер мебельного искусства», – поправлял он меня всякий раз, когда работал на местного дизайнера мебели. Ну а сегодня его припахали работать в саду, делать деревянную сцену. Мы почти не разговаривали утром, пока пили кофе, и когда я уходила на автобус, он поднял глаза, стянул свою маску от пыли и заявил мне, что автобусы до Кале больше не ходят.

– Вообще-то ходят, как раз через пятнадцать минут будет один, – сказала я, проходя мимо него, выпрямила спину и нацепила солнцезащитные очки.

– Уверена?

– Да, – пропела я, – старый добрый гугл никогда не подводил.

Элиот пожал плечами и сказал:

– Ну хорошо. Увидимся.

Теперь он смотрит, нисколько не удивляясь, как я плюхаюсь в шезлонг. Какое-то время не двигается с места, потом встаёт. От жары я едва могу дышать, но Элиот, кажется, ощущает себя вполне комфортно. На нём только джинсы, его грудь золотится, мягкие волоски на предплечьях – все в налипших опилках. Он стягивает маску.

– Автобусов нет, – выдыхаю я. Мои обожженные солнцем щёки горят.

– Да, – отвечает он. – Кажется, я так и сказал.

Я киваю, задыхаясь. Тридцать один градус, воздух стоит душный и густой, как сироп.

– Тебя подвезти на станцию? – Элиот утирает локтем лоб. Я обмахиваюсь рукой, как веером, и не знаю, соглашаться ли. В конце концов говорю:

– Да.

– Не вопрос. Когда твой пароход?

– В три.

Он смотрит на часы на толстом коричневом кожаном ремне.

– Хорошо. Закончу с этим, и садимся в машину. Окей?

Стыд колет мою спину, как иголки и булавки. То ли оттого, что я не могу позволить себе такси. То ли оттого, что я вынуждена полагаться на Элиота.

– Да, – говорю я. – Спасибо, Элиот.

Он пожимает плечами, вновь натягивает маску и продолжает пилить.

Потом, сидя на водительском месте, он говорит:

– Значит, Лукас бросил тебя на произвол судьбы, – и поправляет красную бейсболку козырьком назад, из-под которой торчат каштановые пряди.

– Я добралась бы без проблем, если бы автобусы ходили.

Элиот кладёт руку на колено, другой слабо сжимает руль.

– Лукас всех бросит ради босса. Как его там. Чувак с бровями.

– Фредерик.

– Точно, – Элиот кивает.

– Ну, он оставил мне контакты такси и написал, чтобы я…

– А почему ты не вызвала такси? – Элиот отводит взгляд от дороги, приподнимает плечи, как бы спрашивая: «Ну?»

– Ты же сам вызвался меня подвезти.

Он едва не подпрыгивает.

– Да ну что ты. Я просто спросил, – он усмехается.

– Ну ладно, – я чувствую облегчение, когда он включает радио погромче.