Дорогая Лав, я тебя ненавижу

Дети должны где-то этому научиться.

– Я думал, ты знаешь, – он выглядит искренне потрясенным.

– Ты прав. Прости. Мне следовало догадаться, что ты бросаешь моих кукол в барбекю в знак привязанности.

– Извинения приняты, – он едва может произнести это короткое предложение без улыбки. Более чем очевидно, что он просто пытается вывести меня из себя.

И это работает.

– Да пошел ты, мне нравились эти куклы! – я бью его по плечу, и он смеется. Мы оба смеемся. Немного громче, чем допустимо, ведь мы заперты в школьной химической лаборатории в три часа ночи. Следующие десять минут мы обсуждаем безумные, граничащие с жестокостью выходки, через которые Финн и Ксавье заставили меня пройти тем летом.

– Это было хорошее лето, признай, – предается воспоминаниям он.

– Говори за себя, злыдень.

Его улыбка ничуть не дрогнула.

Наступает тишина. Но это хорошая тишина. Такая, когда у тебя болит живот от слишком громкого смеха и тебе нужно немного передохнуть.

– Это все были твои идеи? Те розыгрыши?

– Ага, – бесстыдно говорит он.

– Значит, Финн не придумал ни одной?

– Нет, но он был более чем счастлив присоединиться.

– Боже, я ненавижу тебя, – говорю я между смешками.

Он медлит, подозрительно разглядывая меня.

– Могу я задать тебе вопрос?

Я киваю.

– Почему девушки говорят дерьмо, которого не имеют в виду?

– Почему ты так уверен, что мы не имеем этого в виду? – возражаю я.

– Бри все время твердила, что ненавидит меня, хотя это явно не так. Это то, что вы, девочки, делаете. Говорите «я ненавижу тебя» парням, к которым это не относится.

Черт возьми, дамы. Кто, мать вашу, посвятил его в наш секрет?

У нас был уговор.

– И что? – усмехаюсь я. – Я ненавижу тебя значит я люблю тебя, так, что ли?

– Именно так, да.

– Получается, согласно твоей теории, я только что сказала, что люблю тебя?

– Верно, – он кивает. – Видишь ли, с этого момента, когда бы ты ни сказала «я ненавижу тебя», это будет означать обратное. Не я устанавливаю правила, – заявляет он, ухмыляясь, как наглый мерзавец, которым он, собственно, и является, а я краснею, упираясь лбом в ледяную стену класса.

– Ты смешной, знаешь? – шепчу я, мои глаза слипаются под тяжестью век.

– Спасибо, я стараюсь.

Мы молча смотрим друг на друга.

Я разглядываю его черты лица.

Острая, как лезвие, челюсть, мощные скулы. А эти светло-каштановые волосы… Боже милостивый, даже не начинайте про его прическу. Парень мог бы выглядеть стильно и неряшливо даже во сне. Напряжение в воздухе возрастает быстрее, чем положено по закону, и я ищу спасения от аквамариново-голубых глаз, сверлящих мою душу.

Здесь слишком тихо.

Слишком интимно.

Будь мы в кино, один из нас полез бы целоваться. И в идеальном мире это был бы он. Но в этом? Я разрываю зрительный контакт, надеясь преодолеть магнитное притяжение, из-за которого мне хочется быть ближе к нему. Мое стремление убежать от своих чувств приводит к тому, что я замечаю кусок дурацкой бечевки, запутавшийся в его волосах.

Я улыбаюсь.

– В тебя, случайно, не бросали серпантин сегодня вечером?

– Возможно, у нас была битва за баллончики в раздевалке. А что? – его голос хриплый, сонный. Он и так еле держится на ногах, да и у меня дела ненамного лучше.

– Он у тебя в волосах, – я издаю тихий смешок. – Подожди.

Я наклоняюсь, пока не оказываюсь достаточно близко, чтобы снять крошечную глупую нитку с его макушки и помахать ею перед его глазами, чтобы показать. Проблема только в том, что… он смотрит не на нитку.

А на меня.

Только на меня.

Он пристально вглядывается в мое лицо.

Попытки понять, о чем думает этот парень, похожи на перевод давно забытого языка. Мне следует отодвинуться, отойти на приличное расстояние, пока я не опозорилась, но я не могу пошевелиться. Ком застрял в горле, губы настолько сухие, что я инстинктивно облизываю их кончиком языка.

Глаза Ксавье следят за этим движением.

Тяжело.

Святые. Гребаные. Сырные шарики.

Затем он наклоняется вперед.

И мое сердце так сильно бьется о грудную клетку, что я задаюсь вопросом, не собирается ли оно проделать дыру в моей груди – просто чтобы доказать, что способно на это. Это ерунда. Жест такой незначительный, вряд ли это называется «сделать шаг». Ксавье просто наклоняет голову ко мне на несколько дюймов. Едва заметно, но достаточно, чтобы заставить меня сомневаться, не сумасшедшая ли я.

Но движение, которое он делает дальше…

То, о котором я не могу перестать думать.

Его кулак смыкается вокруг моего, и я осознаю, что все еще держу нитку на уровне его глаз. Я держала ее все это время. Не говоря ни слова, он опускает мою руку.

Медленно.

Чтобы убрать ее с дороги.

В течение нескольких долгих секунд он не двигается.

Я так громко кричу про себя, что мне повезет, если завтра я не проснусь с головной болью.

Наши дыхания смешиваются.

Всего один дюйм.

Всего один, и мы бы поцеловались.

Он снова наклоняется вперед, наши губы почти соприкасаются…

– Проснитесь и пойте, ублюдки, – выпаливает мужской голос.