Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

И если для этого некролога выбирать только один аспект жизни «Ленты», то я хочу остановиться именно на ее языке. Я пришел в редакцию из филологии и точно знаю, что законы журналистской этики можно пересказать как законы этики языка: если ты считаешь, что не имеешь права врать или скрывать; если ставишь себе целью отделять важное от неважного, а правду от информации; если намерен писать целостную картину; запретил себе бросать старую тему; если должен балансировать между требованиями объективности и требованиями совести («Из текста всегда должно быть ясно, кто мудак» – журналистский урок, который дал мне Ярик Загорец); не можешь «забыть» поступившее опровержение, если оно поступило, или не написать, что пожар потушен, если раньше писал, что дом загорелся, – все эти самоограничения накладываются не на то, что (или о чем) ты говоришь, а как ты это говоришь; все они касаются твоего модуса изложения.

Я много думал о том, какой же язык был у «Ленты», но к окончательному выводу так и не пришел; если бы надо было ответить одним словом, то пришлось заявить бы, что он был разным (гетерогенным, сказал бы ученый). Например, в зависимости от надобности он мог быть то страстным, то сухим. Пример страстности – это спортивные онлайны, с которыми я познакомился еще как читатель: летом 2008 года, уже сдав диплом, но еще не найдя работу, я готовился к экзаменам в аспирантуру и зачитывался онлайнами с футбольного чемпионата Европы. Спорт меня не интересовал совершенно, а вот тексты Сашки Поливанова или Андрея Мельникова завораживали. Что онлайн надо обновлять, я понимал по крикам, залетавшим в окна, и с удовольствием читал: «ГОООЛ! Ковальчук! Йо-йо-йо! ПАВЛЮЧЕНКО! Охереть, извините. <…> На трибунах слышно только «Россия! Россия!» И это, извините, тоже порождает только мат. С позитивными коннотациями, естественно».

Пример неэмоциональности «Ленты» – это, конечно, язык ее новостей, обсуждению стандартов которого было посвящено не одно эмоциональное совещание. Впрочем, бесстрастный – не значит пресный или скучный; главное, чтобы язык не заслонял фактуру. А фактура иногда бывает такова, что чем спокойнее ее изложишь, тем больше выиграешь – и речь не только об общественно-политических новостях, но и, например, о рубрике «Из жизни», она же «Одли», она же «Ад». В те времена, когда большинство СМИ (и даже милицейских пресс-служб!) предпочитали шутить, рассказывая о забавном, «Лента» сохраняла каменное выражение лица и, экономя знаки на глупых шутках, занимала пространство дополнительными подробностями: в результате текст начинал выглядеть так гротескно, словно срастаясь с абсурдной действительностью – чаще всего российской. В те времена, когда в «Из жизни» писали все редакторы по очереди, я особенно следил за новостями Тани Ефременко (Зверинцевой), главным мастером бесстрастного, сжатого, но подробного стиля. Позднее Таня, человек глубокий, эмоциональный и философски настроенный, перешла в раздел «Преступность», где окончательно и нашла себя. 13 января 2011 года «преступная Таня», как мы назвали ее в твиттере, опубликовала знаменитый текст «Смерть под елочкой» – о преступлениях, совершенных россиянами за новогодние праздники. Никогда еще интонация перечисления и систематизации не звучала столько гротескно:

«Вообще убийства родственников происходили во время каникул очень часто. Новый год называют семейным праздником, и многие россияне проводят его с родными. Как результат, именно родные попадаются убийцам под горячую руку. Так, 30 декабря 59-летний житель Ульяновска зарезал своего 34-летнего сына и ранил 60-летнюю супругу. А 29 декабря 54-летний ранее судимый уроженец Узбекистана, ныне проживающий в Ростовской области, избил свою 112-летнюю мать. 4 января долгожительница умерла в больнице».

И веселые спортивные (а за ними и политические музыкальные) онлайны, и трэш-вестник российской обыденности в качестве самостоятельных жанров перешли в другие издания и даже в целые нишевые СМИ; но «Ленту» никто не только не опередил, но и не догнал.