Дорогая Венди

Прочитав письма, Венди спросила Неда, был ли у него кто-то, кроме Генри, и он ответил «нет». С неловкостью, краснея при одной мысли, она сказала, что не против. Он сказал то же самое, и они вместе рассмеялись над своим волнением и смущением. Венди кажется, что именно тогда родилась её любовь к Неду. Не как к мужу, а как к другу. К одному из её лучших друзей.

В тот ранний период отношений они осторожно учились находить общий язык и никогда не ругались. Не было ревности. Они редко спорили. Проблемы возникали, только когда к ним приезжал отец Неда, и он нависал тенью над ними обоими.

Они даже родителями стали так же, как и супругами, – вместе. Когда родилась Джейн, они стали любить друг друга только сильнее. Мэри мгновенно привязалась к Джейн – так же, как к Неду. Неду она стала как будто сестрой, а Джейн – чем-то между сестрой и тётушкой.

Когда Джейн была маленькой, Венди и Нед подробно объяснили ей, что Мэри нужно звать не по имени, а по должности – Кухаркой, чтобы она не проболталась при отце Неда. Венди было неприятно, но Мэри, казалось, это отчасти забавляло. Дома, наедине, Мэри смешила их до колик в боку, точно изображая отца Неда. Они были счастливы вместе. Это была семья, которую они выбрали.

Но и тогда Венди многие годы крепко держалась за Неверленд и ни с кем не делилась. Ни с дочерью. Ни с мужем. Даже теперь она не совсем понимает почему. Какое-то ребячество, желание спрятать частицу себя на всякий случай, жажда сохранить правду после стольких лет лжи? Или ещё хуже? Неужели какая-то крошечная её часть оставила собственную дочь без защиты, чтобы она стала приманкой, надеясь, что Питер вернётся?

Шум от двери гостиной привлекает внимание Венди. Входит Мэри с чайным подносом. Опускает его, садится, и Венди машинально тянется к чайнику, чтобы налить чаю себе и ей. Она не сразу замечает, как непривычно прямо сидит Мэри. Слова тяготят её, и желудок Венди сжимается ещё до того, как Мэри начинает говорить.

– Не самое лучшее время, но вообще-то такое всегда не вовремя, – говорит Мэри, прямо и без экивоков. – На продажу выставили местечко, которое идеально подходит для моей лавки. Я знаю, что сейчас не лучшее время начинать своё дело, но я скопила большую часть нужной суммы, а место слишком хорошее, чтобы упускать. Я уже поговорила с Недом, и он согласился помочь мне договориться с банком насчёт ссуды. Я пока ещё не уведомляю тебя официально. Место ещё не совсем готово, но я хотела, чтобы ты узнала как можно раньше. Лучше побыстрее покончить с этими неприятными разговорами.

Мэри пристально смотрит на Венди, изгибает губы в кривой улыбке на последних словах. Даже теперь Мэри язвит, но она права – лучше как можно скорее покончить с этими неприятными разговорами и не оставлять их назревать нарывом. Но в то же время Венди видит, что на словах Мэри храбрится, а внутри ей страшно. Венди знает, что это случилось бы рано или поздно; давно уже пора, но она всё равно ощущает, что из неё будто вырвали ещё один кусок.

Венди хватило и того, что чуть раньше в этом же году Мэри захотела переехать в маленькую комнатку, которую она снимала бы самостоятельно. Она пришла с этой идеей к Венди с Недом, убеждая их, что всё просчитано, что ей хватит денег и на аренду, и на то, чтобы откладывать и построить себе жизнь, о которой она мечтала. Венди понимала, конечно, понимала – у Мэри никогда не было своей жизни, своего угла – мамина свадьба унесла её через океан, заперла в лечебнице. Теперь кажется, что Мэри, наверное, пыталась подготовить их к грядущему, разделяя отъезд на части, чтобы обеим было не так трудно.

– Ничего не изменится, – сказала тогда Мэри. – Мы всё та же семья.

Венди тогда сложно было в это поверить. Да и теперь нелегко. Но когда-то она не верила, что выживет, покинув лечебницу Святой Бернадетты и лишившись возможности видеть Мэри каждый божий день. Но она выжила, а их отношения только укрепились. Это она тоже перенесёт, ничего не изменится. Жить отдельно от них, работать отдельно, жить своей собственной жизнью – Мэри заслуживает этого. И Венди верит, что Мэри всё так же будет выбирать их, что они все выберут друг друга, как и всегда. Любовь, что связала их, удержит их вместе.

– Вообще-то, – говорит Мэри, опустив взгляд на руки, – деньги у меня уже были, просто я трусила.

Если уж Мэри трусила, то Венди трусила куда сильнее. Она слишком долго полагалась на Мэри, и если Мэри тоже полагалась на неё, то совсем не так сильно.

– Ты будешь самой лучшей, – слова вырываются слишком быстро, и Венди чувствует, как подступают слёзы. – Я имею в виду, ты ведь научила готовить меня. Если уж ты это осилила, то сможешь что угодно.

Она смеётся, или пытается рассмеяться, и не выдерживает. Вытирает слёзы.

– Прости. Я рада за тебя, правда рада. Ты же всегда этого хотела.

Мэри ставит чашку с нетронутым чаем и придвигается ближе, прижимаясь лбом ко лбу Венди.

– У нас ничего не поменяется, – говорит она.

– Нет. – Венди слегка качает головой. В глазах Мэри тоже слёзы. – Не поменяется.