ДОРОГАМИ БОГОВ

В. Н. Топоров связывает "эрос" с понятием предела. Об этом он пишет в своей статье, включенной в сборник "Античная балканистика", выпущенный издательством "Наука" в 1987 г. "Вожделение, желание того, чего нет, но что нужно, сродни голоду, и оно-то определяет устремленность Эроса к цели – к прекрасному телу, прекрасным телам, прекрасным душам, к обладанию вечным благом, к рождению в прекрасном – к бессмертию" – так описывает исследователь значение самого понятия "эрос". Оно, это значение, постоянно находится в некоем соприкосновении со значением иного слова – "пэрос", что переводится как "предел". Стремление и предел, желание и барьер. И соответственно преодоление. А это уже связано с корневой основой "пер-", то есть "сквозь", "через", "пере".

Мы говорили уже об этом корне, связанном и с Перуном. "Пер-", "переть", "пронзать", "проходить". А отец Эроса – Порос. Это один из "старейших" богов. Его функциональные качества связаны с "богатством", "обилием", "доходом". Греческий Порос не просто двойник или близнец, это само праславянское божество Пор, или, как еще его называют. Пора, а в более поздних вариантах Порей. Именно с этим славянским теснимом, да и с самим понятием, связаны слова "пора", "опора", "подпора", "порить" – наливаться, толстеть, набирать силу и здоровье. Греческий Порос и славянский Порей уходят корнями в индоевропейское прошлое, это понятно.

Богатство и здоровье, достаток и сила порождают Эроса-любовь, Эроса-стремление, Эроса-вожделение. Здесь перечислены далеко не все значения понятия "эрос". Да и мог ли этот самый Эрос быть замкнут в глубокой древности на самом себе? Нет. Мы уже убеждались, что слова-понятия могут переплетаться в невероятных комбинациях и порождать сказочные и вместе с тем реальные, фантастически непредсказуемые и жизненные образы. Наверняка у истоков Эроса были не только "порос" и "эрос" как "достаток" и "любовь". Попробуем немного разобраться.

Эрос рождается сияющим, златокрылым, златово-лосым. Он довольно-таки далек чисто внешне от изображавшихся на древнегреческих вазах "греков" – смуглокожих и черноволосых. Его, скорее, можно сравнить со светлейшим Арьюной или Арьяманом, такими же изначальными божествами первого поколения. Или же с асами, с Асилками и еще множеством подобных героев, имеющих почти наверняка одного общего предка на еще доиндоевропейском уровне. И здесь снова сплетаются и "греки", и ин-доарии, и славяне, как они сплетаются в известных нам славянских Анче-Анчутке, древнеиндийской Ань-ше, древнегреческой Айсе-божестве "доли", "части", "участи" и в какой-то степени "судьбы". Это сравнение не случайно, ибо Порос и Айса имеют самое, непосредственное отношение к Эросу. Последний рождается не из одного "достатка", а из совмещения или сложения противоположностей: "богатства" и "нищеты", "всего" и "ничего".

Но как бы нам ни хотелось, как бы мы ни старались, до конца понять образ Эроса-пэроса из древнегреческого языка и древнегреческой мифологии мы не сможем. Мы вечно будем доходить до какого-то "предела", наталкиваться на него, а вот "пере-"йти через него мы не сумеем. Почему? Да потому, что для подобного перехода мало вторичной и запоэти-зированной "греческой" мифологии, здесь нужно нечто иное.

У хеттов и прочих анатолийцев существовало божество Ярри. Уже на слух мы можем довериться себе и сказать: это нечто, связанное с кастой "кшатриев" воинов, нечто яростное и воинственное. И не ошибемся. Ярри – бог войны, он вооружен луком и стрелами. И как написано в энциклопедии "Мифы народов мира", Ярри непосредственно связан с индо-европейским корнем "йар". С этим же корнем самым тесным образом связаны Яровит и Ярила.

Нам нет надобности переводить имя Ярилы. В нем звучит и "ярость", и "ярь", и "ярение", и множество других производных. В имени-понятии собраны и "ярость" как "гнев", "раздражение", и "ярь" как "яр-жар", "любовное вожделение".

Очень образно передал суть второго замечательный русский поэт Сергей Городецкий в цикле стихов "Ярь". Жрицы Ярилы поют ему "яростно-ярый" гимн-призыв:

Ярила, Ярила,

Высокой Ярила,

Твои мы.

Яри нас, яри нас

Очима.

Конь в поле ярится,

Уж князь заярится,

Прискаче.

Прискаче, пойме

Любую.

Ярила, Ярила,

Ярую.

Ярила, Ярила,

Твоя я!

Яри мя, яри мя,

Очима

Сверкая!

Столь глубокое и точное проникновение в образ, в речь, в слово очень трудно, практически невозможно найти даже у самых признанных наших поэтов. Здесь "яр" – вожделение все время граничит с "юр-ом" – откровенной похотью, но не соскальзывает с этой грани, удерживается на ней. Все ясно, все понятно нам, как все понятно было при употреблении того же слова-образа нашими предками: славянами, праславянами, протославянами, индоевропейцами и, возможно, доиндоевропейцами, населявшими прародину будущей общности.